Постновогоднее каприччио
08.01.2007 19:55
…привычным будничным делам. Впрочем, та их часть, которая претендует на звание профессиональных политиков, от них особо и не отходила. Для властей предержащих и им оппонирующим продолжают оставаться дискуссионными вопросы балансирования Украины между Западом и Востоком, возможности конкурировать на мировых рынках после вступления в ВТО, наработки во внешней и внутренней политике мотивов, способных вызвать уважение со стороны соседей и мирового сообщества.

И в этом плане Президенту В. Ющенко было бы резонно в новогоднюю ночь говорить об инновационной модели экономики, украинском варианте Силиконовой долины, преодолении чудовищной социально-имущественной дифференциации в обществе или о соблюдении национальных интересов на международной арене.

Обращение обращению – рознь

Президент, однако, решил начать «за упокой», уже в который раз мусоля тему голодомора. Видно, это как раз то самое, без чего граждане Украины не могли обойтись в новогоднюю ночь. Или же Президент полагал, что голодомор – то решающее звено, взявшись за которое, можно вытянуть всю цепь, то есть Украину, из омута нищеты и отсталости.

Любопытно, что подумали бы в России о президенте, если бы он в новогоднюю ночь заговорил о стрелецкой казни. Видно, это обстоятельство Владимир Путин хорошо понимает. Поэтому говорил он не о стрельцах и не о проигранном Россией Цусимском сражении, а о «горизонтах наших планов» на будущее. О том, чтобы «меньше стало бедных» и все «молодые люди получали современное образование», об «уважении к людям старшего поколения» и создании условий для «развития духовности и культуры». И – ни малейшего намека на упадок и пессимизм.

Даже Александр Лукашенко, который упорно сражается с непомерными аппетитами «Газпрома», сделал ударение на «новых надеждах и ожиданиях», на реальных достижениях Белоруссии в экономике и на международной арене. Да, в этот момент, когда на него смотрела вся страна, ожидая, что президент скажет об отношениях с восточным соседом, Лукашенко не мог пройти мимо проблем, вызванных давлением «некоторых властных структур наших друзей». Но и здесь он нашелся, что сказать: «Видимо, забыта старая русская мудрость: "Бог не в силе, а в правде"».

У нас же получился «плач Ярославны». Признание «оранжевыми» и социалистами в Верховной Раде голода 1932-1933 годов «актом геноцида» Президент оценил в качестве «наиболее значимого факта национальной жизни» в прошлом году. Упомянутая княгиня, которую довелось вспомнить, была женщиной и любящей женой, плакать для нее – вещь простительная. Когда же бесконечно плачется мужчина-политик, появляется вопрос: тот ли это политик и на своем ли он месте?

Ну а если не плачут, так говорят по большей части о величии нации (заметим, еще не сложившейся) и государства, хотя народ в стране нищий, а государство раздирается борьбой секретариата и лично Президента с правительством и парламентом за полномочия.

Или измеряют патриотизм в процентах. Президент так и сказал, что патриотизм украинских граждан увеличился на 20%. Но посмеем возразить: патриотизм измеряется не процентами, а поступками людей. Они же, в свою очередь, зависят от того, в какой степени государство способно обеспечить их насущные интересы. «Национальное гуманитарное пространство», то есть «государство с единым языком, культурой, тысячелетней историей», о чем говорил Президент, вряд ли может вызвать приступ патриотизма у многих миллионов граждан иного цивилизационного окраса.

Это обстоятельство учел премьер-министр Виктор Янукович, когда в новогоднем обращении сказал: «…все мы, независимо от взглядов, от принадлежности к партиям, от языка, на котором говорим, от того, в каком храме молимся, – должны быть вместе, объединены в сообщество людей, которые умеют ценить свободу, которые уверенно идут в перспективу».

Разница между Президентом и премьер-министром очевидна. Президент хочет добиться единства, одев всех граждан Украины в гоголевскую серую шинель. Он, видно, не понимает, что такого рода «единство» – тюрьма для большинства населения страны. Премьер-министр тоже за единство, но он, как подлинный диалектик, путь к единству видит через сохранение разнообразия.

В деле патриотизма Президенту могли бы помочь «новые импульсы в экономике», но Виктор Андреевич не счел нужным пояснить, как он их мыслит. Может быть, это и к лучшему – новая редакция Конституции оставляет экономическое поле за правительством.

«Несчастна та страна, которая нуждается в героях»

Понятно, что подобные новогодние «тезисы», равно как и напоминания иных политиков и ученых мужей о невообразимой древности украинцев или их неоценимом вкладе в становление человечества, не прибавляют Украине в мире ни величия, ни престижа. Здесь можно вспомнить Томаса Манна, который как-то заметил: «Несчастна страна, которая нуждается в героях». Перефразируя великого писателя, скажем: «Несчастен тот народ, поводыри которого на всех перекрестках кричат о его величии».

Конечно, для ущемленного, задетого в своем чувстве национальной гордости народа озабоченность своим местом в сообществе стран и народов – вещь неизбежная, даже закономерная. Но было бы намного лучше и понятнее для мира утверждать место достижениями в экономике, триумфом социальной справедливости, чем заклинаниями в духе шаманов первобытных племен. Сказано ведь: громко лает та собака, которая сама всего боится.

Национальная идея, о которой вновь немало говорится, состоит не в унижении народа и не в выпячивании его действительных и воображаемых достижений. Национальная идея заключает высший смысл существования и предназначение данного народа. Она утверждается и легитимирует себя не через отрицание или развенчивание культур других народов, а через устремленность на созидание, творческое освоение всего жизнеспособного и позитивного из наследия этих народов.

Популизм как пролог диктатуры

Но именно творческое освоение, а не слепое заимствование и подражание, на что нацелены украинские политики из «оранжевого» лагеря. Как в случае с рынком, то есть капитализмом, и демократией, например. Не стоит рыночную экономику механически увязывать с демократией. Нельзя не учитывать, что свободные рыночные отношения могут создавать препятствия для демократии. Весь мировой опыт прошлого века говорит о том, что нередко капитализм вполне совмещается с подлинно тираническими формами правления. Не секрет, что при нацистском режиме в Германии, фашистском – в Италии, франкистском – в Испании, пиночетовском в Чили диктаторские политические машины были созданы на капиталистической в своей основе инфраструктуре.

Если Президент сегодня замахнулся на Конституцию, мысля при этом об установлении режима личной власти, – это уже угроза демократии. На словах речь идет об отмене конституционной реформы. Однако надо понимать, что с 1 января теперь уже прошлого года реформа стала частью Конституции. Поэтому, если сегодня кто-то говорит о реформе, на деле он посягает на Конституцию. Получается, что человек, главная обязанность которого – блюсти Конституцию, на деле выступает ее душеприказчиком.

Оставаться самими собой

Демократия может утвердиться и институционализироваться на национальной почве лишь в том случае, если общепринятые демократические ценности и нормы, с поправкой на местную «специфику», станут поведенческими установками большинства граждан. Но, чтобы стать действительным демократом в собственном смысле этого слова, человек должен родиться, вырасти, социализироваться в соответствующей среде. Природа человека такова, что он не может не идентифицировать себя с определенной культурой и традицией, с тем, чем он гордится, что имеет собственный язык, собственную символику.

Западные образцы государственности базируются на гражданском обществе, в основе которого лежит принцип приватности и раздельности между разнообразными, зачастую конфликтующими частными интересами. Идея демократии в ее евроцентристском понимании основывается на постулате, согласно которому индивид важнее группы. Иное дело – на Востоке. Если на Западе более актуален вопрос об индивидуальных правах и свободах, то в большинстве восточных стран приоритет отдан групповым правам и интересам.

Последнее обстоятельство не означает, однако, что Востоку противопоказана демократия. Речь идет об ином: существуют разные типы демократии, соответствующие культурно-цивилизационным отличиям регионов. Например, многие авторы отмечают, что у социализма с китайским лицом значительно больше общего с капитализмом тайваньского образца, чем с социализмом в бывшем СССР. Очевидно, что важной особенностью политической культуры этих стран является приверженность групповым, коллективистским и иерархическим нормам и ценностям. В отличие от западной модели демократии, с ее ударением на защите индивидуума от давления общества и государства, японская модель делает акцент на самоорганизации личности, стремлении контролировать ее порывы, встраивать их в систему общественных и государственных интересов.

Если учесть, что в Украине присутствуют и Запад, и Восток, бесконфликтное политическое развитие страны возможно лишь в том случае, если отечественная модель демократии эти особенности будет учитывать. То есть нам бы очень подошло федеративное устройство государства, равные права двух ведущих языков, сочетание индивидуального начала, что в большей степени присуще населению западных областей, с традиционным духом коллективизма Юго-Востока. А по дороге к федеративному устройству стоило бы наделить реальными правами и возможностями органы местного самоуправления.

Нет оснований сомневаться в том, что Украина сможет добиться уважения в мире, лишь оставаясь Украиной, как она есть: с двумя ведущими языками, с взаимопроникновением разных культурно-цивилизационных начал, в содружестве разных народов, ее населяющих. Ни одно государство не способно добиться экономического подъема и роста благосостояния народа без использования национальных ресурсов, как материальных, так и духовных.

Но вместе с тем не может не бросаться в глаза ущербность трактовок Украины в терминах принадлежности ее либо к Западу, либо к Востоку. В современном мире, заметим, вообще не совсем конструктивна сама мысль о западной или восточной ориентации и соответствующих приоритетах во внешнеполитической стратегии, поскольку нынешние реальности таковы, что много Востока присутствует на Западе и еще больше Запада – на Востоке.