Насколько далеко нам можно заходить в решении собственной судьбы, следует ли очертить границы для свободного волеизъявления и кем считать врачей, которые помогают неизлечимо больным уйти из жизни – палачами или спасителями? В номере от 22 июня журнал New Yorker публикует историю об эвтаназии одного человека и борьбе против нее другого. Slon Magazine выбрал из этого материала самое главное.
Годелива де Тройер
Героиня статьи, Годелива де Тройер, долгие годы страдала от депрессии и ходила к терапевтам с 19-летнего возраста. Она вела дневник, в котором цветами отмечала свое настроение (ошибка во время готовки делала его «темно-серым», поездка на велосипеде по близлежащему лесу «светло-серым», чрезмерная болтливость бойфренда – «очень черным»), разбирала причины своего дискомфорта и меняла психиатров, каждый раз подстраивая историю болезни под очередного врача.
Самое счастливое время в ее жизни началось, когда ей было за пятьдесят, – тогда она встретила нового мужчину, перестала без конца вспоминать свои детские драмы и завела множество друзей: если не знать о ее депрессии, Годелива была привлекательной женщиной с приятной открытой улыбкой.
После расставания с мужчиной Годелива вновь вернулась к настроению черного цвета. Она отменяла встречи с друзьями, перестала ухаживать за собой и более не находила в себе сил навестить сына и внуков, которые жили в 30 минутах езды от ее дома.
Летом 2011 года 63-летняя женщина услышала о новом враче – Виме Дистельмансе, самом известном бельгийском медике, занимающемся вопросами добровольного ухода тяжелобольных из жизни, именно он был одним из пропонентов закона, разрешающего эвтаназию в Бельгии.
В сентябре 2011 года Годелива побывала на приеме у Дистельманса в его клинике; спустя четыре месяца она написала своим сыну Тому и дочери электронное письмо: «Я отправила запрос об эвтаназии на основании психологического расстройства. Теперь жду результата».
20 апреля 2012 года Том получил еще одно сообщение от матери – уже в прошедшем времени. Там было сказано, что ее эвтаназия была проведена 19 апреля в больнице при Свободном университете Брюсселя.
В письмах Годеливы, найденных в ее доме, она объясняла, что к решению обратиться к Дистельмансу ее привели одиночество, бесполезность сорокалетней терапии и отсутствие того, ради чего следовало бы двигаться вперед.
Эвтаназия в мире
Бельгия стала второй страной после Нидерландов, разрешившей эвтаназию, это произошло в 2002 году. В 2009-м ее примеру последовал Люксембург, в 2015-м Колумбия и Канада. В Швейцарии «самойбийство с ассистенцией» (assisted suicide) допускается с 1942 года (разница между помощью в самоубийстве и эвтаназией в роли врача: в первом случае он консультирует и может выписать рецепт на летальные медикаменты, во втором – сам проводит процедуру).
Верховный суд США в 1997 году отказался признавать смерть конституционным правом и оставил вопрос об эвтаназии на усмотрение штатов; в результате уже через несколько месяцев Орегон разрешил врачам выписывать летальные лекарства пациентам, которым осталось жить меньше полугода, затем похожие законы приняли Вашингтон, Монтана и Вермонт.
При этом за изменения в законодательстве обычно ратуют не пожилые люди, а более молодое поколение, которое отталкивается скорее не от боязни физической боли, а от желания получить контроль над тем, когда и как умирать.
Противники легализации эвтаназии утверждали, что это «скользкий путь», тем не менее, отмечает New Yorker, в штате Орегон с 1997 года 900 человек воспользовались рецептами на летальные медикаменты; в большинстве своем они были образованными, белыми американцами, которые не имели материальных проблем.
Эвтаназия в Бельгии
Бельгия рассматривает право на «достойную смерть» как признак прогресса и декларацию светскости государства. Также это составляющая светского гуманизма, одной из семи мировоззренческих систем, официально признанных правительством страны. Гуманистические ценности преподают в государственных школах в рамках курса «неконфессиональная этика», который нерелигиозные ученики слушают с первого по двенадцатый класс (религиозным в это время преподают теологию).
Курс делает ударение на автономии в принятии решений, свободе задавать вопросы, демократии и этике, основанной на умозаключениях и науке, а не божественных откровениях.
В Бельгии существует специальная Федеральная комиссия по оценке и контролю, которая рассматривает эпизоды эвтаназии и подтверждает, что врачи не преступали закон. В случае с терминальными больными подтвердить наличие у пациента неизлечимого заболевания обязаны два медика, в остальных случаях необходимо заключение трех врачей.
Из бельгийцев, получивших эвтаназию в прошлом году, только 13% находились в терминальном состоянии и 3% страдали от психиатрических расстройств; среди остальных немало людей, страдавших не от физических, а от социальных проблем, «уставших от жизни».
По статистике, которую приводит New Yorker, во Фландрии на эвтаназию пришлось 5% всех смертей в 2014-м, в Валлонии этот процент несколько меньше. Но, по словам психиатра из университета Лёвена Йориса Ванденберге, обращения за эвтаназией дают и терапевтическую пользу: для многих пациентов это повод впервые поговорить о своих мыслях и чувствах с врачом.
Большинство из обратившихся к Ванденберге, по его словам, в конце концов выбирают жизнь, даже если эвтаназия для них была разрешена.
Врач брюссельской клиники Ulteam, консультационного центра для пациентов, решившихся на самоубийство, Лифе Тьенпонт (Lieve Thienpont) рассказала, что за последние три года в Ulteam обратились 900 клиентов, из которых половина ссылалась на психологические, а не физиологические трудности.
Наплыв таких пациентов она объясняет низким качеством психологической помощи в стране. Интересно, что в первые годы после принятия закона об эвтаназии пациенты с психическими нарушениями обращались за ней редко, однако они настаивали на том, что психологическая боль может быть так же невыносима, как физическая, а существующие лекарства – так же бесполезны и так же снижают качество жизни.
Борьба Тома
После смерти матери Том решил бороться с «абсурдной практикой». Выяснив, что в Бельгии возражения против эвтаназии исходят только от католиков и от переживших Холокост и их родственников, он написал эссе, в котором заявил, что врачи и правительство прячутся за «свободной волей» пациента вместо того, чтобы развивать паллиативную медицину и инвестировать в помощь при умственных расстройствах.
Крупнейшая газета и журнал Фландрии отказались публиковать заметку, и в конце концов она появилась на страницах журнала о психиатрии.
Молодой человек также направил жалобу в государственную структуру, регулирующую работу бельгийских врачей (Belgian Order of Physicians), и прокуратуру Брюсселя, утверждая, что состояние здоровья его матери не было непоправимым – общение с детьми и внуками могло бы сгладить одиночество, от которого она страдала.
Кроме того, изучив документы Годеливы, ее сын обнаружил, что ей не сразу удалось найти трех врачей, которые согласились с ее желанием умереть: некоторые специалисты считали, что ей еще можно помочь. Позднее он подал обращение в Европейский суд по правам человека, настаивая на том, что в бельгийском законодательстве не хватает оговорок для предотвращения ошибок при принятии решения об эвтаназии.
Общественность отреагировала на борьбу Тома сурово: его обвинили в том, что он делает из врачей козлов отпущения, плохо знает местные законы, придерживается ортодоксального католического мировоззрения и ставит собственные интересы выше интересов матери.
Том – не первый, кто пытался оспорить решение об эвтаназии близкого родственника. После начала своей кампании он познакомился с Марго Вандевенне, чья мать также получила летальную инъекцию от доктора Дистельманса, – дочь узнала об этом только на следующий день после ее смерти.
Другая женщина, дочь известной бельгийской феминистки Лили Бойкенс (Lily Boeykens) также подала жалобу на врача, проводившего эвтаназию ее матери, у которой проявились начальные признаки болезни Альцгеймера: по словам Керстин Бойкенс, медик отказался перенести процедуру на несколько часов и тем самым не дал ей возможности поговорить с матерью.
О том, как идет рассмотрение жалоб об эвтаназии, заявители не знают: этот процесс идет закрыто. За последние 13 лет, то есть за все время с момента принятия закона, ни одно подобное дело в Бельгии не дошло до суда.