Фактор нестабильности

…хозяйственными вопросами.

С одной стороны, в стране установилась жесткая власть, но с другой – наступила твердая стабильность. В результате – ежегодный 70%-й промышленный прирост в период первых пятилеток. Аксиома: при «тиранах» в любой стране рост экономики был наиболее впечатляющим.

А вот самым неблагоприятным временем для экономики в Европе были последние годы I тысячелетия. Тогда набожные рыцари и бюргеры ожидали Конца Света, никто ничего не делал – лишь молились и причащались. Понятно, кому охота строить замок, если через год на него обрушатся небеса!

Так мир и живет, напряженно вглядываясь в будущее: не грядет ли какой-нибудь новый апокалипсис, который потрясет фондовые рынки? В то же время, достаточно на некой части суши установиться стабильности, как туда татарской ордой летят бизнесмены, спеша вкладывать деньги. К примеру, у отсталого Китая в начале 80-х было лишь одно достоинство: эффективная система твердой власти. Этого было достаточно для экономического рывка, поддержанного зарубежными инвестициями.

Вопрос лишь в том, какие именно процессы пугают бизнес, что он считает нестабильностью, помимо разных там апокалипсисов и новых ледниковых периодов?

Проблемы «критических дат»

В Украине национальное бедствие бывает не только в виде снега зимой и засухи летом. Очередные выборы, особенно президентские, у нас тоже сродни апокалипсису. Например, в канун выборов 1999 года некоторые предприниматели, набравшись слухов, всерьез опасались победы Петра Симоненко и последующего передела собственности. И не шибко спешили до результатов второго тура переезжать в новые офисы, открывать магазины, вкладывать деньги. А Леонид Кучма, даже при «многовекторности» его политики, был гарантом стабильности.

Но прошло пять лет, на носу опять выборы, которые вновь ассоциируются у многих с «критической датой». Правда, теперь в победу левых верят только они сами, да и опыт той же Молдавии показывает, что, придя к власти, постсоветские коммунисты не спешат вернуть «разворованное достояние» народу. Тем не менее, разговоры о «нечестной приватизации» не умолкали последние годы, раздаваясь, как ни странно, и на правом политическом фланге. И на уличные революции 2001 – 2002 годов людей выводили, в том числе, под лозунгами отнять у злых олигархов «наворованное», что уже вызывало у национальной буржуазии большие опасения.

Призраки революционных ОМОНовцев, с криками «відчиняй, клятий буржуй!» ломящихся в офис для экспроприации неправедно нажитого (по мнению новой по вывеске, но все так же буржуазной по сути власти) добра, наверняка заставили многих украинских бизнесменов зашивать в подушки кредитные карточки и прятать под обшивку кресел «Ролексы». А если серьезно – задуматься о варианте перемещения движимого капитала в безопасное место. Что, понятно, мало способствует дальнейшему вложению денег в украинскую экономику.

Истошные выкрики оппозиционеров можно было бы расценить как обычную приманку для толпы (надо же поднять ее энтузиазм и материальными обещаниями), если бы не некоторые «своевременные» высказывания «западных друзей».

«Государственное имущество перешло в руки людей, многие из которых не заботятся об интересах народа в целом», – заявил бывший посол США в Украине, а сейчас старший специалист по вопросам политики при Научном центре имени Вилсона в Вашингтоне Вильям Миллер. И добавил, что «кардинальный ответ» на вопрос, кто может лучше представлять интересы народа в целом, будет дан во время президентских выборов в 2004 году».

Очевидно, что вопрос собственности интересует некоторых украинских оппозиционеров не меньше, чем вопрос власти. Что же касается путей его решения, наши «непримиримые», похоже, могут рассчитывать на помощь единомышленников по ту сторону океана. Что, в общем-то, не удивительно: США единственная страна мира, до сих пор использующая старые силовые методы передела собственности за своими пределами – в Ираке, например.

Правда, главный кандидат от правой оппозиции Виктор Ющенко уже поспешил опровергнуть слухи о переделе собственности в случае его избрания, впрочем, в свойственной ему туманной форме: дескать, у бизнеса «нет и мысли о том, что в будущем могут возникнуть какие-то проблемы с собственностью. Таких проблем не будет. Потому что в случае победы на выборах я никогда не буду инициировать пересмотр прошлых дел, проводить инвентаризацию собственности, приобретенной с 1993 года».

Глава «Нашей Украины» понимает, что такой серьезный вопрос не может висеть в воздухе, ставя украинский бизнес в настороженное по отношению к Виктору Андреевичу положение. Очевидно, понимает он и то, что попытки даже намекнуть на возможность передела собственности в Украине может привести к сепаратизму и гражданскому конфликту, и уж точно – к разрухе.

Однако склонность Виктора Андреевича неоднократно менять свои решения (вспомним то его осуждение акции «Украина без Кучмы», то поддержка) и его значительная зависимость от своего окружения заставляет отнюдь не единицы бизнесменов сомневаться в том, что с ноября 2004 года их не начнут таскать по прокуратурам и судам. Не исключено, что именно в силу этих пикантных обстоятельств все большую привлекательность для ударников капиталистического труда приобретает политреформа...

Обрезание как средство от мигрени

Действительно, зачем каждый раз волноваться за итоги президентских выборов, если можно наконец реально пойти по европейскому пути, не опасаясь резкой смены политической ориентации главы государства и его окружения?

Нынешние историки, не в силах противостоять собственным политическим пристрастиям, частенько путают понятия «переворот» и «революция». Переворот – это когда один президент-генерал сменяется другим. Если кто-то и замечает при этом изменения, то только несколько придворных чиновников. Латифундисты и владельцы добывающих компаний ряда латиноамериканских стран пережили по 10 переворотов, причем весьма спокойно – с рюмочкой рома в руке и сигарой в зубах. В февральском Петрограде 1917 года внутридворцовый переворот вылился в смену монархического строя на республиканский – но никто не покусился на собственность состоятельных людей.

Революция может не сопровождаться грандиозным штурмом оплота тирании. Тот же Зимний взяли на «ура», распугав охрану выстрелом из «Авроры». Но при революции происходят колоссальные экономические потрясения, потому что победитель помимо власти отнимает у побежденного и его собственность. Запад так нервно отнесся к Октябрьской революции потому, что в первый же день Ленин своим декретом лишил десятки тысяч землевладельцев их собственности, а вскоре большевики наложили руку на финансы и предприятия – в том числе и построенные на западные инвестиции.

Именно поэтому угроза передела заставляет бизнес принимать меры по защите своего капитала. Обычно есть два способа.

Первый – заморозить развитие своего бизнеса, выжидая нормализации ситуации. Если же перспективы совсем плохи, то капитал конвертируют и вывозят за границу. Понятно, что для страны и ее населения это оборачивается экономическим кризисом и безработицей. Поэтому в Европе давно уж избрали иной метод.

Две мировые войны научили европейцев, что лучше мирно конкурировать, чем пытаться отнять капитал у соседа. А русская революция еще навела на мысль, что лучше поделиться частью, чем потерять все. Поэтому европейская буржуазия создала систему отношений, в которой «передел по беспределу» уже невозможен. Во-первых, жители «европейского дома» отказались от пиратских методов приобретения капитала. Хочешь владеть некой фирмой – купи ее. Понравилась недвижимость за границей – не призывай к захватнической войне, а выложи деньги.

Во-вторых, соглашения поддержали и бизнес, и политики – в том числе правые и левые. Какая бы партия не получала большинство, она является участником этой системы. Таким образом, в любом случае получается преемственность власти и преемственность политики, проводимой этой властью. В-третьих, чтобы голодная толпа на улице не требовала национализации или революции, в Европе постарались сделать так, чтобы голодной толпы вообще не существовало. Поэтому там чаще всего протестуют не голодные, а скучающие. И все это создало знаменитую европейскую стабильность.

Опыт европейских государств, где даже самые ярые оппозиционеры вынуждены играть по общим правилам, потому что нарушить их – значит бросить развитую страну в хаос социально-политической нестабильности и экономического кризиса.

В Украине же пока странным образом замыслы переделить экономику сочетаются с демократической риторикой. Поэтому столь обыденная процедура, как президентские выборы, сопровождается борьбой «не на жизнь, а на смерть». Чтобы прийти к системе отношений, гарантирующей общественную стабильность, нужно умерить пыл наиболее агрессивных игроков. Иначе проиграть рискуют ВСЕ …