Похоже, что вместе с товаром клиентам тут заодно выдают бесплатно одноразовые стаканчики. А еще к их услугам лавочка и «завалинка». Тут же недалеко, за углом, «туалет». Буквально в пятнадцати метрах – гастрономчик с закусками, лимонадом и пивом. Словом, полный сервис! Практически это уже самая настоящая малороссийская корчма, известная в наших краях с литовских времен…
Если считать самогон кустарной водкой, то их прототипом является т.н. «вареное вино», оно же «перевар» - напиток, весьма распространенный среди владимирской и тверской пьяни XIV-XV веков. Того самого «святого времени» Андрея Рублева, воспетого в фильме Тарковского. «Перевар» представлял собой переваренную (в обычном котле) смесь низкокачественной медовухи с еще более скверной зерновой брагой – и валил наповал именно своей запредельной концентрацией сивушных масел. Большая часть спирта при этом просто выкипала.
Но с появлением на Руси первых перегонных (самогонных) аппаратов, пары уже не вылетали в окно, а бережно собирались и конденсировались. Так и появился напиток, получивший немало оригинальных названий.
В Великороссии от времен Ивана Грозного и до самого 1917 года производство хлебного вина велось только казенными винокурнями – и там оно проходило несколько стадий очистки, в том числе березовым углем и яичным белком. Не сказать, что на выходе получалось «слеза», но всё же значительную часть сивухи удавалось убрать. Казенное хлебное вино стоило недешево, ведь оно облагалось акцизами и приносило казне, в разное время, от 10% до 50% всех доходов. Среди простого люда оно считалось самым элитарным алкогольным напитком. Когда барин хотел отблагодарить мужиков, а заказчик работников, они выставляли им в качестве премии ведро хлебного вина. С тех пор и пошла на Руси традиция платить за услугу водкой.
Разумеется, что народ пытался гнать самогон сам, равно как делать и другие крепкие напитки. Такие «подпольные цеха» и «нелегальные притоны» для распития называли корчмой. Позже это название распространилось на частные украинские шинки и винокурни - ведь в Малороссии их мог открыть кто угодно, нужно было лишь уплатить подать. Это было одной из привилегий украинцев, которую они получили от литовских князей, а потом выторговали у русских царей, и сохраняли за собой до середины XIX века.
У нас сей хмельной напиток называли горелое вино (отсюда «горилка») или куреное вино - по название винокурен, которые дымили круглые сутки во всех населенных пунктах. Так, например, в 1732 году в Харькове, насчитывавшем тогда всего 3,5 тысячи жителей, работали более сотни частных винокурен – и это только официальных, плативших налоги! Разумеется, на ликероводочные заводы они были совсем не похожи: это были огромные самогонные аппараты, стоявшие в сарае, а то и просто под навесом.
Вино (точнее, брагу) «курили» как для себя, так и для соседей. Смекалистые украинцы, чьи хаты стояли возле дорог, продавали самогон навынос – и подорожные распивали его тут же во дворе, в компании коней, свиней и собак. Это был весьма распространенный тип украинской корчмы (шинка). Однако необходимость иметь клиентов и зимой вынуждала строить для них отдельную теплую хату, где пьянь могла бы поспать под стенкой до утра, не рискуя отморозить себе части тела.
Хлебное вино гнали и на экспорт: уплатив подати, его можно было продать в казенные винные лавки Московии. Однако качество украинской кустарной водки было ужасным, практически это был неочищенный самогон с неопределенной крепостью. «Черкасское вино», как его называли, было дешевым и популярным среди нищих пропойц. Но к концу XVIII века его продажу на разлив запретили, и стали закупать только как сырье для дальнейшей переработки в нормальный «полугар» - как называли казенную водку…
В начале XX века Российская империя была довольно малопьющей страной. Во многом это была заслуга социально-экономической системы: большинство страны составляли крестьяне, которые не знали никакой социальной помощи и жили исключительно трудом своих рук. Так что пьющий крестьянин долго не жил – он быстро умирал от холода, болезней, недоедания, и этот естественный отбор очищал общество от антисоциальных элементов. Пропойные алкаши тут, конечно, были (в основном в городах), однако в весьма небольших количествах на фоне 150-милионного населения. Так что в среднем житель Российской империи употреблял в разы меньше, чем европейцы.
И, тем не менее, в 1914 году, с началом мировой войны (объявленной Отечественной), царь решил ввести в Российской империи сухой закон. 17 июля последовало Высочайшее распоряжение о запрете продажи спиртного на время мобилизации. 22 августа вышел новый указ: «Существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить вплоть до окончания военного времени».
С одной стороны, он принес ощутимые положительные результаты: вдвое сократилось число пьяных самоубийств, в 29 раз число клиентов «отрезвительных камер» в полицейских участках, в 500 (!) раз сократилось число больных белой горячкой. Однако отрицательных последствий было куда больше. А главное, вопреки всякой логике, пить начали даже те, кто до этого не употреблял ничего крепче кваса.
Бюджет лишился трети своих доходов (в 1913 году монополия на водку и акцизы на вино с пивом дали 32% всех поступлений в казну), что способствовало началу инфляции. Алкоголики бросились в аптеки, галантерейные и хозяйственный магазины – скупать лекарственные настойки, одеколоны, технические жидкости. А когда спиртосодержащие препараты и медицинский спирт было велено отпускать строго по рецептам врачей, те неплохо заработали на торговле этими самыми рецептами. С утра к доктору образовывалось две очереди: одна из больных, другая из алкоголиков. Затем алкаши бежали в аптеку и становились в очередь там.
Только в Петрограде в 1915 году было продано миллион литров дешевых одеколонов и лосьонов. В северо-западных регионах России потребление политуры и денатуратов, по сравнению с 1914-м годом, выросло на 1575%, а в центрально-европейских губерниях вообще в 24 раза! Но что хуже всего, в отсутствие алкоголя многие перешли на наркотики – в стране начался бум кокаина и морфина. Особенно к ним пристрастились матросы Балтийского флота, которые после своего «балтийского чая» (ложка кокаина на стакан спирта) совсем выходили из-под контроля и превращались в буйных животных.
Словом, происходило то же самое, что мы с вами видели в 80-х. Только еще хуже: в 1915-1916 годах прокатилась волна пьяных бунтов. Так, в Барнауле пьяная многотысячная толпа призывников, желающих отметить свою отправку на фронт, взяла штурмом винный склад, а затем целый день громила город. На подавление беспорядков были брошены воинские части - в результате было убито 112 человек. Это были первые искры грядущей революции…
В этот момент и произошел небывалый расцвет самогоноварения. Причем, началось оно именно в Малороссии, где у многих сохранились дедовские перегонные кубы и бабушкины рецепты. Великороссы, за неимением опта и оборудование, первое дело обходились, в основном, брагой. Но затем и они заказывали у жестянщиков и кузнецов домашние самогонные аппараты.
Самогон гнали из всего: свеклы и картошки, зерна, из сахара (тут же исчезнувшего из продажи) и карамели, из яблок и ягод. Вместо дрожжей использовали обыкновенную хлебную закваску. У некоторых самогон получался настолько отвратительным, что возникали слухи, будто эти люди гонят его из дерьма.
В 1916 году, когда была объявлена первая продразверстка, возник чисто жлобский такой обычай: крестьяне предпочитали перегнать излишки зерна в самогон, но не отдавать его государству. Вслед за дефицитом сахара начался дефицит хлеба. И ведь что отвратительно: в 1921 году, когда Поволжье страдало от голода, в Европейской части Страны Советов только по официальным подсчетам на самогон было переведено более ста миллионов пудов зерна. Интересно, а сколько хлеба и картошки пошло на самогон в голодные 1932-33 годы?
Бороться с самогоноварением было бесполезно (помните «Зеленый фургон»?), не помогали ни призывы к рабоче-крестьянской совести, ни угрозы и аресты. В 1923 году за самогоноварение давали до трех лет – больше, чем за хранение пулемета, торговлю наркотиками или провоцирование массовых беспорядков. И что же? Каждое третье уголовное дело в УССР было самогонным, так что большинство арестованных пришлось просто разогнать по домам, ибо в тюрьмах для них не было места.
Сухой закон продлился до 1924 года, пока большевики не поняли древнюю мудрость: пьяная Русь – стабильная Русь. И возобновили торговлю алкоголем по самым доступным ценам – взяв эту сферу в государственную монополию. И вот чудо: кривая пьянства резко пошла вниз! К 1940 году потребление спиртного снизилось до 1,9 литра (полтора штофа). Самогон гнали только в самых отдаленных деревнях, там, где до ближайшего магазина нужно было ехать три дня на телеге.
Как вы уже правильно догадались, резкий рост самогоноварения произошел в 1941 году. Особенно на оккупированных территориях. Что интересно: хотя формально немецкая администрация боролась с самогонщиками – это было одной из обязанностей полицаев – фактически самогон стал самой твердой валютой. Его меняли на еду, мыло и обувь, им оплачивали услуги и работу, самогоном подкупали полицаев и угощали ввалившихся в хату немецких солдат, а в потом угощали советских освободителей.
Закончилась война – кривая самогоноварения и пьянства снова пошла вниз. В 1952 году потребление алкоголя в СССР снизилось до 2 литров. Но вот загадка истории: согласно этому алкогольному барометру, эпоху Хрущева у нас восприняли как третью мировую войну – потому что народ стал пить в шесть раз больше! И гнать самогон тоже. Без этого было никак: цена водки в конце 50-х выросла - от 21 рубля за бутылку «казенной» до 30 рублей за «Столичную». Это при том, что на руки советский рабочий в среднем получал тогда 560-650 рублей в месяц.
Но дело было еще в другом: на селе, в колхозах, после хрущевских экономических «реформ», денег стало мало – ведь Никита Сергеевич очень не любил торгующих на рынках крестьян. Разогнал он и артели инвалидов, оставив без работы сотни тысяч ветеранов Великой Отечественной. Народу оставалось лишь глушить дешевый самогон.
В передовиках самогонного производства, ходили, конечно же, украинцы. В 1957 годы в одной только УССР было арестовано 10 081 самогонщиков, в то время в РСФРС около 9 тысяч, а в Беларуси менее 4 тысяч «винокуров». А зимой следующего года милиция конфисковала у украинцев около 20 тысяч самогонных аппаратов. Только в одной Черкасской области за полгода милиция «накрыла» 11 тысяч самогонщиков, из которых арестовали менее тысячи, самый «злостных». Наказывать всех поголовно не было возможности – иначе бы колхозы обезлюдели.
Судьба арестованных была печальна, ведь в 1948 году наказание за самогоноварение усилили, доведя максимальный срок отсидки до 7 лет! Вдобавок имущество осужденных конфисковали, как «нажитое нетрудовым путем» - даже если это был дедовский дом…
При Брежневе закон послабили, с самогонщиками старались бороться административными методами, заводя уголовное дело лишь после нескольких «залетов». Но штрафы мало пугали ушлых теток, которые с каждой бутылки самогонки имели рубль, а то и два. Этому способствовала дешевизна сахара (75 копеек за килограмм) и последующие удорожания водки, цена которой достигла к закату «эпохи застоя» 5 рублей. Понятно, что небогатые алкоголики, да и вообще экономные люди, предпочитали самогон по 2,5-3 рубля за бутылку.
Популярности самогона способствовало и падение качества казенной водки. Порой она была настолько отвратительной, просто «не шла внутрь», что народ сочинил легенду о водки из опилок и водке из нефти. На её фоне самогон из фруктового сока или просто чистого сахара, прошедший кустарную фильтрацию, имел приятный запах «сырого» коньячного спирта или свежего хлеба – и выпивался на ура. Разумеется, хороший самогон готовили только два-три «мастера» из ста. Остальные гнали обычный «первач», а некоторые и вовсе сивуху, которой травились их клиенты…
Причиной новой волны самогоноварения стала горбачевская «борьба с пьянством» - приведшая к совершенно противоположным результатам. Как и в 1914 году, народ стал пить что попало, а потом ударился в «наркоту», стал глотать «колеса» и нюхать клей «Момент». И уж конечно при магазинной цене на водку в 9-10 рублей, самогон по пятерке расхватывался как дефицит.
Правда, массовому распространению винокурен в городских «хрущевках» помешала проблема с сырьем: в 1988 году из свободной продажи исчез сахар. Для его замены ящиками покупали карамельки, сладкое драже, даже арахис в сахаре - арахис без сахара старушки потом продавали как семечки. Но это были эксперименты, а не производство. А еще народ тогда же увлекся производством домашнего «вина»: из винограда, вишни, черемухи, малины и клубники, из яблочного сока. В конце «перестройки» силуэты огромных бутылей, вместе с ящиками рассады, замаячили в окнах многих квартир…
Другое дело деревня: там всегда был свободный доступ к неограниченному количеству овощей, фруктов и зерна. Деревенские гнали самогон и себе, и своим городским родственникам. Точные объемы производства, конечно, остались неизвестными, однако специалисты высказывали мнение, что пресловутое падение потребление казенных спиртных напитков в 1986-90 годах пояснялось массовым употреблением неучтенного алкоголя. О самогонщиках тогда слагали легенды, рассказывали, что некоторые из них за год «зарабатывали» на машину,
Народ не стал пить меньше: в начале 90-х, с появлением «паленой» водки и спирта «Роял», потребление алкоголя составило уже 13,5 литров. К концу десятилетия оно выросло до 15,3. При этом, как заметили медики, оно было бы ещё больше, если бы сотни тысяч молодых людей не ударились в наркотики…
При нынешнем изобилии алкоголя, казалось бы, самогон стал неактуальным. Одно время его производство упало настолько, что превратилось в хобби истинных ценителей собственного продукта. Наказание за самогоноварение снизили до административного штрафа, а в 2011 году регионалы и вовсе предлагали его легализовать. Мол, хочет сварить себе домашней горилки – да пожалуйста! Разумеется, что для производства его на продажу пришлось бы регистрировать предприятие, получать лицензии, а главное – принять соответствующий ГОСТ или хотя бы ТУ.
Однако рано мы собрались хоронить самогон! Начавшееся несколько лет назад медленное, но уверенное удорожание алкоголя вновь запустило всё тот же процесс. Сначала в аптеках стали раскупать дешевые настойки - при цене в 6-7 гривен полулитровая бутылка бальзама смотрелась предпочтительней 14-гривневой бутылки водки. Сейчас цена водки достигла 30 гривен, подорожали и аптечные настойки. Между тем как себестоимость бутылки самогона составляет всего пять гривен – это учитывая сахар, дрожжи, фильтры, тару и даже бесплатные стаканчики. Как нетрудно догадаться, домашнее винокурение сегодня может свободно давать сто и даже двести процентов рентабельности – и всё равно товар будет в разы дешевле магазинного. А значит всегда будет и клиент…
