И вот он – город. Он прожил всего 16 лет. 4 апреля 1970 года был забит первый колышек разметки…
Никаких руин – все выглядит вполне пристойно на первый взгляд. Дома – стоят, как им и положено. Даже большинство стекол в окнах целы. Двери в подъезды еще можно открыть. Казалось бы – обычный жилой дом. Если бы не две особенности – тишина и запахи.
Мы настолько привыкли к звукам большого города, что перестали обращать на них какое бы то ни было внимание. Здесь же совсем иной бэкграунд. Закрой глаза – и услышишь ветер, какой-то птичий щебет и гулко-хрустящий звук собственных шагов. Да и пахнет здесь сыростью, плесенью, какой-то химической дрянью дезинфекции и вообще – нежилым. Как в склепе. Б-р-р-р…
Тени прошлого…
Заходить в квартиры уже проще – это давно перестало быть чьим-то. Стены в многослойных разводах плесени, двери не заперты. И еще поражает пустота. Нет практически никаких вещей, а ведь люди, срываясь с насиженных мест, оставляли не просто все, а ВООБЩЕ ВСЕ.
Когда-то, во времена перестроечного дефицита, здесь махровым цветом расцвело было мародерство, но так же быстро было остановлено военными. Ведь людей планировали к концу лета вернуть обратно, а к ноябрю – сдать очередной блок. Всего их должно было бы быть двадцать четыре… Говорят, что именно тогда, осенью, когда нереальность этого плана стала налицо, большинство вещей было вынесено солдатами из квартир и утилизировано.
Помните сказку о принцессе, которая уколола веретеном палец и уснула на сто лет, а вокруг ее замка выросли непроходимые «джунгли»? То же происходит и с Припятью – некому ходить и топтать его пространства. Город зарастает. Пройдет еще десяток лет, и будет казаться, что это дома растут средь леса.
Центральная площадь. ДК, за ним 16-этажка
Кстати, природа здесь словно бы радуется уходу людей – буйствует растительность, и даже на улицах города можно встретить не только единичных бомжей, но и волков, кабанов, диких лошадей, коров, собак и кошек. На съедобное зверье охотятся браконьеры. И не спрашивайте у меня, насколько радиоактивно это мясо. Это никого уже не волнует…
Вообще насчет радиации… Экскурсанты жалуются на сухость во рту и головную боль. Старожилы считают, что так организм адаптируется к радиации, говорят, что дня за три-четыре это проходит. Честное слово, нет желания оставаться здесь настолько, чтобы проверить на себе.
В большинстве же мест дозиметры показывают вполне нормальный фон, но есть и до сих пор «фонящие». Например, в парке аттракционов, который должен был открыться 1 мая 1986 года. Есть здесь павильон с машинками. В свое время журналисты любили фотографироваться, сидя в них. О чем потом очень жалели – вертолеты, летающие над горящей станцией, садились напротив павильона. И с крутящихся винтов вокруг рассыпалось много «горячей грязи».
Те самые печально известные машинки…
Кроме того, в Припяти до сих пор можно встретить точечные очаги – где-нибудь возле приподнятой корнями плиты…
Школы, горбольница, ДК, магазины – все это то ли разграблено, то ли подверглось той же «утилизации». Выглядит все это ужасно. Но и ожидаемо. Мертвый город должен выглядеть именно так. Ибо если бы все вещи оставались на своих местах и в том порядке, что и в присутствии хозяев, это нагружало бы и так взбудораженную психику еще больше.
Школа. Почему-то доска сохранилась куда как лучше стен. И впрямь – знания – сила…
А так – город мертв, а смерть, чья бы она ни была, совсем не выглядит упорядоченной.
Однажды приехавшие немцы и белорусы попытались его оживить при помощи граффити. Но то ли день был пасмурный, то ли сама атмосфера города испортила художникам настроение, только рисунки еще больше усугубили положение вещей. Стены, и так-то не слишком жизнерадостные, под тяжестью множества рисунков стали выглядеть как-то уж совсем обреченно, все больше напоминая кладбище.
Рисунок хорош, но близко лучше не подходить – мало ли сколько рентген притаилось под плитой…
И совсем как на кладбище в городе часто бывают те, кто когда-то здесь родился и жил. Что-то тянет их сюда, и люди приезжают, заглядывают в когда-то свои квартиры, находят оставленные вещи… Здесь стараются как можно меньше прикасаться к чему-то руками. Но это не мешает прикасаться сердцем. Сюда едут за воспоминаниями.
Впечатление от Припяти у меня осталось странное. Не город-музей, а город-призрак. Здесь уже свои, совсем не городские законы. Людям больше нет места на его территории. Пусть природа залечит эти раны. И ладно.