Материал прислан нашей читательницей Гулей Айдиновой в рамках «Сочинения ко Дню Победы»
И хочется преклониться перед теми, кто был причастен к Великой Победе.
Накануне Дня Победы наша группа туристов посетила музей – катакомбы в селе Нерубайском Одесской области. В музее Славы встретились мы с живой легендой, сфотографировались с ним, задавали вопросы. В романе Валентина Катаева «За власть советов» его можно узнать в образе младшего Бачея. А мне захотелось рассказать читателям о нескольких эпизодах его жизни.
Живую легенду звали Щербой Александром Ивановичем.
Когда советские войска отступали в глубокий тыл, эвакуация населения, воинских частей коснулась и Одесского региона. По заданию горкома партии часть политработников должна была остаться в катакомбах и вести подпольную борьбу с врагом.
Тогда Александру Ивановичу было всего 15 лет. Отец его Щерба Иван Николаевич был политработником и по заданию партии должен был спуститься в катакомбы комиссаром подпольного отряда, куда входили работники Овидиопольского и Приморского райкомов партий Одесской области.
Саше Щербе 16 лет
Вспоминает Александр Иванович: «Была середина октября 1941 года. «Никуда не едем, остаемся тут», – сказал тогда отец. В катакомбы он спустился не один, а вместе с ним спустилась моя мать – Анастасия Порфирьевна и я. Мне было тогда 15 лет. Температура в катакомбах постоянная, +10 градусов, сыро и кромешная темнота, негде было сушить влажные вещи, спали на самодельных кроватях, устланных соломой, пользовались керосиновой лампой, чаще всего подсветкой служили горящие каганцы (самодельные лампады). С собой мы в спешке в катакомбы взяли листовки, печатную машинку и все самое необходимое с расчетом на полгода, поскольку никто не предполагал, что война станет затяжной.
Катакомбы и сегодня не изучены до конца, а в те годы не было и карты, чтобы как-то можно было бы ориентироваться в подземном тоннеле.
Все осложнилось еще и потому, что фашисты сразу замуровали все входы и выходы катакомб, поставили охрану и установили взрывчатки вокруг них. Мне, как самому молодому, приходилось выполнять задания разведывательного характера. И вот однажды ко мне обратился тогдашний секретарь райкома КП Украины Лазарев. «Шурик, что там, наверху?» – спросил он неожиданно. Это было мое первое боевое крещение. Мне дали пистолет, гранату. Первое, что я увидел наверху – взрывались бомбы, люди метались, не зная где спрятаться, даже собаки гавкали сильнее, будто предчувствуя беду.
По приказу командира мне предстояло вывести из строя машину, которая привезла наше снаряжение, чтобы впоследствии немцы не могли ею воспользоваться – проколоть скат, прострелить мотор.
Уже через 2 недели мы начали более-менее ориентироваться под землей. Дорогу можно было запомнить, оставив метки. А метки нельзя было делать заметными для немцев, поскольку они могли быстро найти отряд и уничтожить. После каждой нашей вылазки на поверхность, а выходили мы обычно по ночам, немцы становились все более ожесточенными. Бывало, пойдут они искать партизан в кромешной темноте катакомб, а тут – пулеметная очередь.
Или, например, решили они нас отравить газом, поскольку другие способы избавиться от нас были безуспешными.
7-8 ноября того же года, в честь праздника Великого Октября, мы решили поздравить советских людей новой вылазкой – ночью раскидали несколько тысяч листовок патриотического содержания. Меня, как самого молодого, поднимали на плечи, поскольку надо было повесить эти листовки выше, чтобы дольше продержались на столбах, на стенах.
Моя мать также периодически выходила на поверхность с разными заданиями. Она старалась смешаться с толпой у рынка и незаметно распространяла листовки из рук в руки (все же женщины и подростки были вне подозрений). Назад она приносила продукты питания, поскольку небольшой запас продовольствия быстро кончился.
Часто я получал задания очищать территорию от расставленных мин – я убирал детонатор, а взрывчатку партизаны забирали с собой. Взрывчатка была тщательно законспирирована – простые фанерные ящики валялись то тут, то там, скрывая неминуемую смерть зацепивших их.
Я, как подросток, чаще других мог выходить на поверхность и ночью, и днем. Казалось бы, что тут такого особенного, если услышал запах жареного лука поблизости от катакомб. На самом деле это был серьезный сигнал из подземелья – по этому запаху немцы могли определить местонахождение партизан и уничтожить отряд полностью. Я вовремя доложил об этом командиру, и нам пришлось немедленно покинуть это место.
С каждым днем все труднее становилось выйти на поверхность. Больше всего оккупанты боялись именно партизанских диверсий из катакомб – взяли на заметку всех жителей близлежащих районов, сел Нерубайское, Усатово, Фоминой Балки. Каждый житель имел в паспорте немецкий штамп. А у наших партизан паспорта были без печати, и их было легко вычислить. Тогда появились серьезные проблемы – надо было иметь штамп в паспорте. Помогла мать. Она поехала к моему дяде в городе, у которого уже стоял немецкий штамп.
Нужно было изготовить собственный штамп. Мне дали задание вырезать из каучука подобный штамп – я взялся за эту работу, поскольку в школе слыл художником, хотя у меня не было и малейшего опыта в гравировании. Пять дней непрерывной и кропотливой работы дали результат – штамп готов. Часовые проверяли наши паспорта и не имели претензий.
Поскольку основные входы и выходы с катакомб, как я уже говорил, были заминированы и замурованы, нам приходилось раскапывать новые лазы. И вот однажды мы увидели на стене слово: «Кот». «Кто это – враг или друг?» – подумали мы. На том же месте мы оставили надпись: «Кто вы?». «Мы такие же, как и вы», – последовал ответ. Договорились о встрече, и состоялась неожиданная встреча с другим подпольным отрядом, действовавшим также в катакомбах. Так мы объединились с отрядом Молодцова-Бадаева.
Вспоминается еще один неординарный случай. Лето 1942 года. В одном из отсеков катакомб мы наткнулись на мальчика лет одиннадцати, замерзшего и голодного. Привели его в штаб, накормили, обогрели и стали расспрашивать. Оказалось, что он из села Гинляково, полицаи дали ему листовки и насильно отправили в катакомбы, чтобы он разыскал партизан.
Стали мы читать их послание, в котором говорилось о больших льготах всем тем, кто сдастся немцам добровольно. Они обещали дать каждому по двадцать пять гектаров земли в собственность. Это рассмешило нас тогда, и мы по-своему решили ответить на их обращение.
По данным разведки, в селе Куяльник располагался большой продовольственный склад немцев. Вышли на этот бой все партизаны – уложили немцев тогда несколько десятков, взорвали склады и возвратились без потерь с нашей стороны.
Партизаны продержались в подземелье триста дней, почти год. Я не буду рассказывать о всех героических подвигах, совершенных уже взрослыми партизанами – их было много. Одно то, что немцы считали партизан в катакомбах самыми главными своими врагами, уже говорит о том, как они их достали.
Позже я перепрятывался на конспирированных квартирах, а впоследствии пошел добровольцем в танковый полк в Могилев-Подольске, где жили мои родственники. Принимал участие в Ясско-Кишиневской операции, где меня контузило.
После войны работал на опытно-экспериментальном механическом заводе, где являлся одним из лучших рационализаторов.
Пока я живу и дышу на земле, я всегда буду рассказывать подрастающему поколению о тех тяжелых испытаниях, выпавших на нашу долю», – так закончил свой небольшой рассказ старый солдат, увешанный медалями, но едва удерживающийся на ногах.
Александр Иванович на встрече с туристами