Лейпциг
...Уже не первый немецкий город встречает нас и встречает как-то странно. Как будто он не имеет никакого отношения ни к одной из сражающейся сторон, стоит себе здесь с давних времён и живёт себе своей собственной ни от кого не зависящей жизнью. А белые флаги, в изобилии вывешенные в окнах всех этажей – это не капитуляция, а напоминание воюющим о том, что надо быть осторожным: здесь живут люди.
Немцы, вначале напуганные быстрым наступлением русских, довольно быстро поняли, что мы пришли не мстить, не разрушать. Едва стихли выстрелы, на улицах появляются пожилые люди, в основном женщины. Ведут себя смело, хотя частенько повторяют: «Гитлер – капут!». С интересом рассматривают нас, пытаются заговорить.
Широкой натуры братья-славяне, вдыхая воздух ещё не мирной, но уже явно победной весны, охотно принимают участие в стихийном рождении нового европейского «диалекта».
Диалект этот состоит из невообразимой смеси немецких и польских слов, а также русских междометий и жестов, причём основная смысловая нагрузка приходится на последние.
Вопрос о состоянии каждого освобождённого города не оставляет меня. Города проходят один за другим, некоторые с неожиданно русским звучанием в названиях: Демин, Рибниц, Буров, Марлов, Росток. И всюду картина повторяется: не вижу ни одного случая бессмысленного разрушения. Здания страдают в местах боёв, а в остальном – хоть сейчас начинай мирную жизнь. Приказ Верховного главнокомандующего, многократно повторенный приказами в армиях, выполняется неукоснительно: всё мирное вне опасности.
Как командир взвода, сам проверяю при стрельбе установки прицела и взрыватели каждой мины, чтобы случайно не нанести лишний ущерб. А самого не оставляет мысль: «За что такая несправедливость. Для чего уничтожали наших людей, наши города. Кто за всё ответит!».
Позже, после Победы, когда наша часть обосновалась в Гюстрове, эту занозу из меня вытащил, как ни странно, один немец. Пожилой человек, по профессии сапожник, он подкупал тем, что, даже пройдя через многолетнее господство гестапо, не делил вопросы на дозволенные и недозволенные. Реверансы нам, победителям, не делал, и вообще не считал, что правдой, даже очень неприятной, можно испортить отношения.
Однажды он сказал: «Русские достойны большого уважения за то, как они воевали. И в начале, и особенно – в конце войны. Этим вы отличаетесь от всех, даже от ваших союзников!»
И затем рассказал. Недавно его родственники, живущие в одном крупном городе, написали ему, что, несмотря на слабую оборону, их город претерпел штурм, состоящий из четырёх этапов. Сначала авиация солидную часть города, примыкающую к обороне, превратила в кирпичи. Затем артиллерия каждый кирпич превратила в щебёнку. Затем танки разровняли щебёнку для беспрепятственного движения колесного транспорта. И только после этого появилась на джипах весёлая пехота с сигаретами в зубах.
Побывав в Лейпциге, мы убедились в этом сами. Непонятно было, зачем кирпичи превращать в щебёнку. Если для сохранения жизни своих солдат, то ведь и до щебёнки ясно, что там не осталось не только военных. Но и мирного населения.
Да, мы не мстили, не убивали, не рушили. Мы остались самими собой.
26.04.2010 12:20