...которого итак толком никто никогда не видел.
Хотя нет, что-то, пожалуй, изменилось. В глазах некоторых египтян горят огоньки какой-то наивной, детской уверенности в том, что сейчас-то уж наступит полное счастье.
– Ну, как у вас жизнь после революции? Лучше стало? – спрашиваем первого же египтянина, сопровождающего гида компании TEZ-Tour Ахмеда.
– Конечно лучше! – радостно подхватывается он. – Теперь все будет хорошо.
Пытаемся выяснить, а пришло ли хоть немного этого «хорошо» уже. Но нет, ничего такого молодой человек привести не может. Вот, убрали президента-вора, выберем нового. Надеемся, что он будет честным. Почему надеемся? По новой Конституции больше восьми лет нельзя быть президентом.
– Арабские страны – очень богатые страны. Но в каждой правители – воры, – резюмирует Ахмед.
Утешаем его тем, что правители – воры далеко не только в арабских странах.
Воспоминания о революции
Египетская революция 2011 года была громом среди ясного неба для тех, кто любит и регулярно посещает эту благодатную страну, в которой солнце не скупясь дарит свое тепло 365 дней в году. Те, кто не видел ничего, кроме вылизанных отелей Шарм-аль-Шейха и туристических базаров Хургады, вообще были шокированы. Заглядывавшие чуть за изнанку жизни по системе «All Inclusive» видели ужасающие контрасты египетского общества, но неизменное добродушие, открытость, оптимизм арабов не допускали мысли о том, что в этих умах зреет революция.
Все непонятное пугает. Поэтому многим казалось, что после событий января-февраля Египет закрылся всерьез и надолго. Туроператоры отчаянно пытались убедить туристов, что на курортах все спокойно, отдых не будет омрачен ничем. Но это мало действовало. Масла в огонь подлила матушка-Россия, заботливо и жестко запретившая своим туроператорам возить отдыхающих в Египет.
Русская девушка, впаривающая туристам масла в парфюмерной лавке, запнулась на сложной словесной конструкции.
– Полная деградация, – смущаясь, извинилась она, – два месяца не говорила по-русски, Россия была закрыта.
В отеле на стендах туроператоров, работающих на российском направлении, последние обновления – от 9 февраля. «Туристы, отлетающие в Пулково, полетят в Домодедово». Райком закрыт, все ушли на фронт.
А фронта никакого не было. На курортах даже листик на финиковой пальме не пошевелился от столичных ветров. И рассказы «чудесно спасшихся от разъяренной толпы», которые появлялись в Интернете в конце января, скорее всего, плод воображения запуганного слухами курортника.
Менее пугливые, и мы в том числе, справедливо опасались, что революция произошла в головах египтян, и они начнут мочиться мимо унитаза. Курортная инфраструктура на границе моря и пустыни слишком зависима от стабильности. Достаточно перекрыть где-нибудь дорогу митингом или диверсией – и целый курорт с десятками отелей может остаться без питьевой воды, свежих продуктов, электроснабжения. Кто знает, как далеко может зайти «праздник непослушания», когда власти самоустранились или даже саботируют.
– Здесь все было спокойно, – рассказывает Мохаммед в отеле. – Хотя туристов было мало, служащие многих отелей не захотели уходить в отпуска и добровольно дежурили круглые сутки, охраняли покой и спокойствие гостей. В Хургаде создавались отряды самообороны, патрулировали улицы.
Мохаммед говорит, что так надолго прекращали свои поездки в Египет только россияне. Англичане, например, отменяли рейсы только два дня, а в остальное время невозмутимо наслаждались Красным морем и палящим солнцем.
Но россияне – самый большой контингент гостей Египта: в 2010 году, например, их побывало здесь 2,8 миллиона человек. Поэтому египтяне остались в легкой обиде на «братушек», оставивших их в тяжелую минуту. И склонны даже видеть в этом некую политическую подоплеку.
Сегодня прибывающему на египетский курорт ничто не напомнит о революции, если он не будет этим специально интересоваться. Бездонный купол чистого неба, насыщенная минералами морская бирюза с неизменными рыбками и кораллами, яркие краски быстрорастущих южных растений, любезный и старательный сервис, отличное питание и полный релакс. Разве только раздосадованные торговцы низкокачественными сувенирами, которые напрасно изучали русские слова и манеру общения «прывьет, братуха» своих основных покупателей.
Каир: город-шок
Хотя наш добрый покровитель – украинский МИД – и рекомендовал пока воздержаться от поездок в Каир, мы категорически настаивали на том, чтобы TEZ-Tour нас туда отвез. Интересовали нас, конечно, не столько пирамиды, сколько атмосфера столицы, в которой еще месяц назад бушевали революционные страсти.
Ночной переезд из Хургады вдоль Красного моря. Многие сотни километров на север по правую сторону тянулась сплошная гряда отелей и вилл, уже функционирующих, но явно малонаселенных, или еще строящихся. А слева по ходу автобуса массивы строящихся жилых зданий – видимо, для персонала новых курортных поселков – перемежались обширными полями, утыканными ветрогенераторами. Подумалось, что в дореволюционном Египте время было жуткое, обстановка – мерзопакостная, но туристический бизнес динамично развивался, создавая рабочие места для сотен тысяч арабов, осваивая и включая в хозяйственный оборот те земли, по которым раньше пробегал редкий скорпион. Что немаловажно при том, что 90 % египтян ютятся в толчее и скученности на 6 % территории в долине Нила, окруженной со всех сторон пустыней.
Каир – самый грязный город из всех, которые нам довелось видеть. Сначала казалось, что нас нарочно везут какими-то задворками, чтобы показать послереволюционную египетскую столицу с худшей стороны. Безобразная стихийная застройка из грязно-бордового кирпича без какой-либо внешней отделки. И без крыши, поскольку, как рассказал гид Петр, верхние этажи достраиваются по мере увеличения семьи. Между жилыми кварталами – пустыри, заваленные всяким хламом, бытовыми отходами вперемежку со строительным мусором. Пыль висит в воздухе.
Интересное наблюдение: в действительности Каир разделен не на два берега, а на чистый и грязный. Безумно вылизанные и чистенькие парки на берегу Нила, у которых прямо за узорчатой кованой оградой начинается мусорная свалка; сказочные по красоте здания, облицованные разными породами мрамора, соседствующие с лачугами, на соломенных крышах которых живописно гниет старое тряпье вперемешку с бытовыми отходами. И только кондиционированный воздух автобуса не позволяет насладиться этим амбре...
На самом деле таков весь Каир, или почти весь. Мы заехали в город с юго-востока, пересекли в двух местах великую реку Нил, протиснулись в самое сердце столицы – на площадь Тахрир, затем еще раз проехали по мосту и отправились в западный пригород – Гизу, где расположены пирамиды и Сфинкс. И везде картина одна и та же. Каир даже не назовешь банально «городом контрастов», это – город-шок. Многочисленные великолепные мечети и элегантные коптские церкви – и сгоняемые ветерком кучи мусора на каждом шагу. Роскошные многоэтажные гостиницы – и отары грязных лохматых овец прямо на улицах. Дорогие автомобили – и арбы, запряженные неказистыми лошаденками, с которых прямо на улице торгуют арбузами, луком, лепешками и огромными вязками бананов. Множество магазинов и лавчонок – и ни одного мусорника. Толпы людей на улицах – и ни одного уборщика. Черные береты полицейских на каждом шагу – и ни одного регулировщика.
Все это прекрасно удается рассмотреть, поскольку автобус движется со скоростью 20 километров в час. Пробка сплошная, и видно, что никаких попыток с ней справиться сверху давно не предпринималось. На весь город то ли пять, то ли девять светофоров. И – полное отсутствие правил движения. Только привычность всех и каждого к такому ритму спасает от ежеминутных столкновений. Каждый нахраписто пытается влезть, куда ему нужно. Гудят все и одновременно, подкрепляя свои эмоции гортанными выкриками и жестикуляцией.
В магазине барахлил карточный терминал, и юноша, помощник продавца, повел меня к банкомату. Когда мы подошли к кишащему автомобилями бульвару, он сказал: «Господин, давайте руку» – и потащил меня, как ребенка, через этот оглушающий поток. На ходу открывались двери автобуса, из них кто-то выпрыгивал, кто-то влезал. Никто не пытался нас пропустить, скорость не была такой уж маленькой, все гудели и ругались – а молодой араб, как буксир на мелистом рейде, волок меня к другому берегу, делая успокоительные жесты автолюбителям. Наверное, сам я не преодолел бы это препятствие, озадаченный мыслью, что меня сейчас задавят, не успев спросить ни имени, ни фамилии.
В общем и целом Каир поражает своей хаотичностью и беспорядком. Они царят даже в Египетском национальном музее. Кажется, что ты находишься не в музее, а на каком-то складе древних артефактов. Без экскурсовода или специальной подготовки вам ни за что не догадаться, что там действительно важно и уникально, а что повторяется не один десяток раз. Ценнейшая экспозиция времен фараонов выглядит каким-то запасником Лувра или Британского музея.
Экскурсовод по Египетскому музею Хамид рассказал, как 28 января полиция вдруг улетучилась из музея, и мародеры попытались разграбить бесценную коллекцию египетских древностей. Около 50 экспонатов пропало, остальные спасло отсутствие света в здании. Уже через несколько часов сотрудники музея, гиды и просто неравнодушные граждане стали живой цепью вокруг святыни и стояли до тех пор, пока полиция не вернулась к своим обязанностям. Хочется снять шляпу перед лицом египетской интеллигенции, которая защищала ценные экспонаты, хотя, на наш взгляд, на качестве экспозиции пропажа части экспонатов никак не сказалась.
И у пирамид не чувствуешь должного благоговения перед вечностью. Поминутно тебя толкают, дергают за рукава, суют тебе в руки свой товар продавцы сувениров. Все они черны, худы и пропитаны пылью эпох, поднятой ногами тысяч туристов, проходящих у пирамид каждый день. Глаза их грустны, руки нервно сжимают произведения рабовладельческого искусства, созданные вчера в мастерской за углом. Они с нетерпением ожидают, когда ты притормозишь около очередной пепельницы с головой Сфинкса, готовые пуститься в пляс с воплями: «Деньги давай!». Даже невозмутимые англичане рычат при виде этих назойливых представителей каирского люмпена. Причем, как рассказал нам гид, эти люди толкутся у пирамид вовсе не из бедности, а от нежелания заниматься чем-то более трудоемким и серьезным. Невольно задаешься вопросом, почему бы не вручить каждому из этих мужиков по метле и не превратить Каир в самый чистый город мира.
Глядя на каирский бедлам, думаешь – это что, наследие «преступного режима»? Или последствия «революционной анархии»? Или же просто – образ жизни, закостенелый веками?
Образованные и революционно настроенные молодые египтяне пытались убедить нас, что грязно потому, что прежние власти не выделяли денег на уборку. Не очень-то этому веришь и даже представляешь, что если бы какой-то мэр-романтик поставил на каждом углу по мусорнику, то в лучшем случае они стояли бы пустые, в обрамлении куч мусора, а в худшем – исчезли бы на следующий же день, будучи приспособленными под какие-то домашние нужды каирцев.
Правительство сменить – полдела. Гораздо труднее ремонтировать ментальность. Здесь нужны сверхусилия и сверхлидеры уровня Петра Первого или Ататюрка. Ну, и жертвы, конечно.
Эпицентр революции
Египетский музей расположен на той самой знаменитой площади Освобождения, где и был эпицентр революции. Слева от него нависает новомодный памятник – обугленное здание штаб-квартиры бывшей правящей Национально-демократической партии. Как в свое время Белый дом в Москве, накрытый залпами танков, черный остов служит назиданием для тех, кто посмеет посягнуть на завоевания революции.
После отставки Мубарака кому-то из нового правительства пришла в голову светлая мысль воспрепятствовать дальнейшим сборам горячей молодежи на площади Тахрир. Но под благовидным предлогом увековечивания памяти погибших. Теперь большая часть непроезжей части площади обнесена забором и раскурочена, здесь неспешно строят монумент.
Тем не менее каждую пятницу Тахрир снова переживает миниреволюцию. Под общую молитву звучат актуальные политические лозунги, и не всегда все заканчивается мирно. Вот и через пару дней после нашего посещения, в ночь на 9 апреля, пару сотен человек разгорячились собственными речами, организованно нарушили комендантский час, который до сих пор действует с 2 до 5 ночи, и были довольно жестко разогнаны полицией. Основная масса египтян не настроена поддерживать экстремистов.
Два Майдана
По-арабски это место называется Мидан ат-Тахрир, и ассоциаций между Майданом украинским и Майданом египетским очень много. Как много и различий. Египетский Майдан намного меньше походил на политическую спецоперацию, несмотря на активное использование Интернет-технологий. Он не был «третьим туром» президентской кампании оппозиционного кандидата, никто не закупал палатки и полевые кухни, не свозил людей в столицу на специально арендованных автобусах. Не было никакого разделения на Запад и Восток, на христиан и мусульман, на проамериканских и антиамериканских.
По египетскому телевидению крутят клипы, исполненные революционной романтикой. Певец со слезами на глазах поет печальную песню о тех, кто погиб в дни революции. Идут хроникальные кадры стычек, людей с окровавленными головами, микроавтобусов, въезжающих в толпу и волочащих за собой тела задавленных. Другой клип подшучивает над пляшущим человечком, похожим на Муаммара Каддафи. Ливийского лидера в Египте считают «сумасшедшим бедуином» и страшно радуются его неудачам.
Так же, как и украинцы, египтяне полны бесшабашного энтузиазма и завышенных ожиданий. По всему видно, что боролись они не с диктатурой, а с неэффективным правлением, с лидером, утратившим авторитет и поддержку в умах и сердцах многих людей.
– Вы считаете, что новый президент будет лучше? – с ехидцей спрашиваем мы.
– Конечно! – с радостной убежденностью отвечают нам египтяне.
И мы вспоминаем себя «выпуска 2004-2005 годов»... Оказывается, правы были идеологи коммунизма, учившие, что все люди братья. Они тоже рассчитывают, что каждый новый барин будет лучше предыдущего. Приедет и рассудит. А надо читать Некрасова...
Как и к Леониду Даниловичу Кучме, к Хосни Мубараку в Египте отношение не простое. Он до сих пор имеет довольно много сторонников. И тех, кто его поддерживает, увы, не подгонишь под понятие коррумпированных чиновников и прочих «слуг преступного режима». Большинство из них справедливо боится, чтобы не очень хорошего правителя не сменил очень плохой.
– Сначала Мубарак был хорошим президентом, он много сделал для Египта. Но потом стал воровать и позволил воровать другим, – говорит гид Ахмед.
Мубарак украл 30 миллионов... подчеркивает он. И со значением добавляет: долларов!
В глазах Ахмеда загорается сумасшедший огонек, появляющийся у всех людей именно тогда, когда они считают чужие деньги. Он надеется, что эти деньги теперь принадлежат ему как индивидууму многострадального египетского народа.
Мубараковскому 30-летию «застоя» предшествовал почти такой же период переворотов, в ходе которых были убиты двое президентов. Диктатура Мубарака никого не смущала – наоборот, именно его сильная рука и привела к долгожданной стабильности и безопасности. Мощный полицейский аппарат, которым многие попрекают Мубарака, тоже был необходим – ведь еще в начале 2000-х годов даже на курортах гремели взрывы, а туристические автобусы отправлялись смотреть на пирамиды в сопровождении вооруженного патруля. Можно сказать, что при Мубараке произошло пусть не такое сногсшибательное, но все же египетское экономическое чудо.
Другое дело, что режим Мубарака не обеспечил справедливое распределение роста доходов страны в пользу нуждающихся слоев населения, поэтому сейчас египтяне с воодушевлением ожидают возвращения швейцарских денег Мубарака, как украинцы в свое время лондонского золота Полуботка.
К тому же бюрократическая машина, обеспечив стабильность, стала от нечего делать бесконтрольно кормиться за счет поборов с народа.
Ни один народ в глубине души не протестует против диктатуры как таковой. Обеспечение благосостояния граждан – вот единственное морально оправдание любой сильной власти в современном мире. Если сильная власть не способна сделать жизнь лучше, то зачем она?
Впрочем, через некоторое время Мубарак еще удостоится доброго слова за то, что он мирно ушел от власти, не дав стране скатиться в хаос. И передал власть не кому-либо, а военным. Высший совет вооруженных сил во главе с маршалом Хусейном Тантави – непререкаемый авторитет. Военные в Египте – это особое сословие, освященное веками. Власть в переходный период не лежит на мостовой, доступная каждому проходимцу, а спокойно ожидает достойного обладателя.
Когда задаешь египтянам вопрос, а кто же будет теперь, после Мубарака, все задумываются. Явного лидера, авторитетного для всей страны, нет. Чаще всего называют фамилии Мохаммеда эль-Барадеи, бывшего директора МАГАТЭ, и Амра Мусы, генерального секретаря Лиги арабских государств. (Над штаб-квартирой этой организации на площади Тахрир развевается зеленое знамя ислама, так что сначала кажется, что «Братья-мусульмане» уже пришли к власти в стране).
– У нас человек десять кандидатов в президенты, и все они люди хорошие, – говорит наш собеседник Ахмед, сам посмеиваясь над собой...
***
...Престижный курортный поселок Эль-Гуна – рукотворное чудо к северу от Хургады. Ее называют египетской Венецией из-за каналов и лагуны, а также чисто европейской респектабельности. Эль-Гуна – детище богатейшего египтянина, христианина Сами Савириса, который, как говорят, тоже не прочь попытать своего счастья в президентской гонке. И некоторые склонны думать, что богатому уж точно не понадобится воровать на посту главы государства (ах, если бы так!).
В Эль-Гуне – тихий респектабельный отдых, приличные отели и огромные массивы вилл. По всему поселку расставлены лайт-боксы, с которых румяные сытые швейцарцы, голландцы, немцы, англичане делятся своим счастьем жить в Эль-Гуне, вдали от суеты, в тепле и дешевизне, под опекой египетского государства.
Революции в Египте направлены против своих, но ничем не угрожают иностранным гражданам. Этой стране не нужны работники – своих гастарбайтеров хоть отбавляй. Египту нужны хозяева, богатые белые сагибы, которые будут тратить здесь свои европейские дивиденды, пенсии и социальные накопления. Египтяне души не чают в иностранцах, видя в них перспективу для своей страны.
Поэтому, отвечая на беспокоивший нас вопрос, можно ли ехать в постреволюционный Египет, мы скажем: не только можно, но и нужно!
Египет, стабильность внутри него, открытость его внешнему миру держится, конечно, не на президенте, не на танках маршала Тантави, а на ментальности, сплоченности и дружелюбии симпатичного народа этой страны.