«Несовковая» нежурналистика

Нынче либералы ничем не хуже, и пресса, заметьте, тоже мало чем отличается. Она не «четвертая власть» – она занимает указанное ей место. Поэтому в глазах «рядовых читателей» журналисты превратились в касту профессиональных лгунов, обслуживающих заказы политиков и богатых людей. Если «журналист», то обязательно «продажный». И ничего хорошего от встречи с ним ждать не стоит – все равно покажут или напечатают не то.

Конечно, это суждение, как и любые другие, верно лишь отчасти. Но с тем, что профессия журналиста в Украине серьезно деградировала, сложно спорить. Сама жизнь этому всячески способствовала. Точнее, резкая смена ее декораций.

В советское время журналист не просто добывал и распространял информацию, он был «контролирующим органом» с серьезными полномочиями, а журналисты-международники еще и с немалыми привилегиями. Человек с «Лейкой» и блокнотом не только вскрывал недостатки, он был обязан проконтролировать их устранение.

Этот принцип, кстати, еще некоторое время работал в независимой Украине – по старой привычке чиновники приглашали «осветить мероприятие» и очень нервничали по поводу критических публикаций в газетах. Оно и понятно: еще свежи были воспоминания о том, как любая публикация в печати или, не дай Бог, сюжет на телевидении были окончательным вердиктом нерадивому руководителю или проштрафившемуся рядовому коммунисту. Журналистов уважали! Поэтому и в новое время региональный собкор центрального канала запросто мог решить вопросы асфальтирования родного двора, намекнув, что готовит сюжет о разрухе.

Стоит, кстати, вспомнить, что журналистика советского периода – это и прекрасные очерки о простых людях, путевые заметки и репортажи из командировок по огромной стране, которые и сегодня читаются на одном дыхании. Школа была! Один Василий Михайлович Песков – целый мир. Классик! И эта школа перешла в новое время быстрых денег и простой морали вместе с мэтрами, вместе унылыми областными газетами, радиостанциями и телеканалами. И стала перерождаться вместе со страной.

«А бодаться ни при чем…»

Кто-то опять расстроится из-за этих слов, но возникновение независимой Украины не было следствием борьбы нации за самоопределение и реализацией чистой идеи. Увы. Чисто номенклатурное решение, вызванное сильным желанием взять под контроль и «попилить» немалую собственность Советского Союза и при этом не делиться с другими. Борьба с коммунизмом тут была вовсе ни при чем. О том, какое государство строить дальше, вопрос не стоял в принципе. Это и определило главные черты постсоветского общества. Прессе, утратившей все свои вчерашние привилегии и стабильные зарплаты, осталось только растерянно наблюдать за этим.

Казалось бы, золотое время, как раз и нужно было внедрять «чисто украинские идеи» с мессианским блеском в глазах. Да только все нынешние подвижники были заняты чем-то другим. А большинство граждан это просто не интересовало. Героическая жизнь гауптштурмбанфюрера Шухевича и записки Степана Бандеры не объясняли, как кормить семью. Это для сегодняшних юных романтиков, читающих бывшего «украинского советского писателя» Шкляра, все выглядит четко и сурово. Но только не нужно и поздно.

А в отсутствие идеи и конкретных целей то, что было государством, стало стремительно разлагаться. Медицина, коммунальное хозяйство, образование (прежде всего, дошкольное) не приносят прибыли? Значит, они не нужны. Хочешь выжить? Вертись. И люди вертелись, с фантастической быстротой разворовывая и уничтожая вчерашнюю спокойную жизнь. Стоит ли говорить о том, что физическое выживание телевидения, радио, газет и журналов тоже было очень непростым.

Как и в случае с государством, у прессы не было четкого понимания, какой ей нужно быть. И спросить было не у кого. Если вчера многое было показывать нельзя, то сегодня стало можно все. На раскладки выплеснулся вал желтых изданий – от самого низкого пошиба до вчерашних «печатных органов» (вроде «Комсомольской правды»), поддавшихся моменту.

На телевидении захватили власть кабельные каналы, с утра до вечера крутившие шедевры американского кинематографа в плохом переводе. Центральное вещание по-прежнему наполнялось, в основном, московскими передачами. Первые FM-радиостанции крутили в эфире то, что раньше было только на магнитных кассетах, и брали на работу «не младше 30 лет и с высшим образованием».

Про «украинский продукт» никто всерьез и не говорил. И помех для его развития, тем более «омоскаливания» не было, – все кругом пропиталось звездно-полосатой культурой, которую потребляли в турецких джинсах под израильский алкоголь. И никто, заметьте, министру образования в лицо букетом не тыкал.

А система «свободного рынка», между тем, все более развивалась. У правоохранителей забрали зарплату, паек, служебные квартиры, но предоставили возможность «крышевать», в произвольном порядке закрывать или возбуждать уголовные дела, торговать разнообразными справками и услугами. И безысходности как не бывало. Врачей лишили всего, включая элементарно необходимого, но по умолчанию им стало позволительно брать деньги за лечение. И вот, медицина как-то живет.

Как обеспечить пассивность армии вчерашних высококвалифицированных рабочих и инженеров с закрытых и уничтоженных предприятий? Дать им выход в виде полулегального предпринимательства и минимальные налоги. Как удержать школы? Превратить учителей в сборщиков податей с родителей учеников.

Привычка воровать, чтобы прокормиться (а потом и просто привычка) пропитала украинское общество сверху донизу. Именно это так отдалило нас от Европы, а никакой не «совковый менталитет». Могла ли здесь на что-то повлиять пресса? Возможно. Но не повлияла.

Более того, лезть в процессы дележа собственности было весьма небезопасно – об этом напоминает список погибших украинских журналистов. А с какого-то момента собственностью начала активно становиться и сама пресса, часто против своего желания, под давлением грубой силы. Но читатель и зритель оценивают только конечный продукт, а не причины, повлиявшие на его качество.

Некоторой альтернативой стали немногочисленные и малопосещаемые интернет-издания, но и они развивались на иностранных грантах скорее как противовес украинской власти, а не как результат стремления освоить новые горизонты журналистики.

А как только хаос потихоньку стал превращаться в порядок, началось закручивание ослабленных гаек. При этом нужно помнить, что на общую непростую ситуацию изначально наложилась геополитическая борьба США и России. И к середине двухтысячных все вместе вылилось в прогремевший на весь мир раскол страны, движимый радикальными националистами. С этого момента свобода безответственного слова стала нормой, а не исключением.

300 долларов на бензин

Что было упущено в это время, я знаю очень хорошо.

Когда на шахте им. Засядько в 2001 году погибло полсотни с лишним человек, в Донецк слетелись журналисты со всего мира. Они очень напоминали неких неприятных птиц: люди с камерами гонялись за рыдающими вдовами, выдавливая из них «хоть пару слов»; дежурили в ожидании каких-то заявлений; делали красочные зарисовки из убитых горем семей. Они ликовали, а я не понимал, как так можно. Тем более, в этой аварии погиб мой друг детства, с которым мы вместе росли.

И тогда нашелся Инженер. Это был пожилой человек, который сказал, что не боится и готов пойти в любые суды. Он не просто рассказал, почему случился взрыв, он изложил это письменно и в схемах. Выходило, как ни крути, что людей угробило руководство шахты. Сознательно. Но журналист – не судья, он не имеет права обвинять. И мы стали собирать комментарии: представителя следственной комиссии, горноспасателей, еще кого-то. А руководство шахты им. Засядько комментария не дало. Оттуда позвонили владельцу газеты, тот позвонил главному редактору, а главный редактор велел материал с полосы убрать. Очень вежливо мне объяснили, почему никаких действий по этому поводу предпринимать не стоит. И я не стал. Мне до сих пор стыдно за это…

Поэтому позвольте со всей ответственностью заявить, что нынешняя суета с высасыванием новостей из заседаний и пресс-конференций, «сенсации» по поводу чьих-то нарядов или глупых выходок – не журналистика. Равно как «инсайдерская информация», она же кулуарные сплетни; «расследования», он же слив информации от «своих» людей в органах; «аналитика», она же – мнения и интерпретации самих журналистов либо редакторов, дающих им задание. Личное мнение и гонзо-жаргон вообще стали нормой, а не исключением, как и статьи из готовых новостей, сдобренные комментарием дежурного эксперта. При этом многие, слишком многие считают, что имеют право категорично судить обо всем только потому, что они – журналисты, владеющие информацией.

Все это следствие главного: подавляющее большинство украинских медиа – чья-то собственность. Даже в идеальном случае, когда собственник вообще не вмешивается в редакционную политику, существуют зоны умолчания и зоны приоритетов. А также персоны, чье появление в эфире невозможно в принципе. К примеру, владелец одной из киевских радиостанций не любит Юлию Тимошенко. И категорически требует не упоминать ее в новостях в позитивном контексте – даже в связи с железными информповодами. А вот давать негатив можно и даже нужно.

Понятно, что вопрос прибыльности медиа, основанной на продаже качественной журналистики, давно уже не стоит. Задача генерировать уникальный контент и продвигаться вверх в рейтинге обусловлена необходимостью повышения цен на размещение. А «уникальный» – чаще всего значит «раздражающий»: заголовком ли, манерой ли подачи. Ведь даже выступления президента Украины оцениваются не через анализ их содержания, а через поиск ляпов и неточностей с последующим осмеянием. Достаточно вспомнить, как тщательно пережевала книгу Януковича «Украинская правда», выставив на посмешище главу собственного государства. Вы скажете: «Да он сам себя выставил». Но я уверен, затруднитесь вспомнить основные «месседжи» президента.

Стать журналистом стало невероятно легко. Достаточно что-нибудь написать или снять видео на мобильный телефон. Или создать сайт, на котором все это вывешивается. Главное – не стесняться в выражениях, подчеркивая свою смелость и принципиальность. А вот уже попытка героев публикаций доказать ложность либо оскорбительный характер информации в суде мгновенно оборачивается травлей смельчака. Плечом к плечу встают многочисленные труженики клавиатуры, понимающие, что вся их «журналистика» не стоит ломаного гроша. Но зато есть «защита от посягательств на свободу слова».

Боясь быть обвиненными в этом страшном преступлении, оскорбленные или оболганные подают в суд крайне редко. И это удобно. Ничего не стоит создать под заказанную «медиа-кампанию» интернет-ресурс, где публикуется «чернуха», а потом, ссылаясь на него, запустить массовую перепечатку в рейтинговых изданиях. Перо к штыку в медиа-войнах и «пиар-кампаниях» приравнено давным-давно. «На вас есть заказ, а мы - только площадка», – разводят руками главные редакторы. И напрямую предлагают «перекупить негатив», что предполагает последующую лояльность.

В одном из интервью известный скандальными выходками журналист Анатолий Шарий дал исчерпывающую характеристику явлению: «Я не говорю, что чужд таких вещей, как проплаченные материалы. Те из журналистов, кто такое говорят, или просто лгут, или получают очень большую ставку, или они никому не нужны, и им никто таких материалов не заказывает. Но, во-первых, под такими статьями чаще всего не моя фамилия, во-вторых, я отношусь к подобным вещам с изрядной долей осторожности и с точки зрения морали… Но если один распухший от бабок пузырь хочет отнять у другого пузыря завод, который тот отнял у него раньше, и заказывает статью по этому заводу – почему бы и нет? Я на бензин в неделю трачу триста долларов и без таких пузырей не смог бы везде успевать, не смог бы не думать о деньгах и не смог бы помогать тем, кому это реально нужно».

Заниматься настоящими расследованиями «дурних нема» – за это наказывают, и очень больно. Порой смертельно. Да и некому этим заниматься. Журналистика превратилась в профессию молоденьких девочек, которые пытаются прожить на крохотные зарплаты. Она вообще переживает кризис поколений. Скоро редакции окончательно покинут журналисты старой формации. Те, кого они учили, либо уже выстроили свой микромир, либо разочаровались в профессии. Им на смену уже пришли люди, которые выросли в свободной стране, получили образование совсем иного качества и при этом уже носят в своих головах железобетонные идеологические штампы.

Это уже давным-давно «несовковая журналистика». Но на фоне непрекращающейся «борьбы с совком» молодые люди одинаково неуверенно владеют и литературным русским, и литературным украинским языком. То есть неуверенно владеют главными инструментами. Либо же владеют, но только одним, сознательно ограничивая себя в профессиональном плане.

Никакой качественной подпитки русскоязычного сегмента в ближайшее время не предвидится, хотя основной потребитель как раз русскоязычен. Или, точнее, двуязычен. Это объяснимо идеологически, но ни денег, ни уважения на этом не заработаешь. Из той же идеологии «борьбы» выросло такое уродливое явление, как «патриотическая журналистика», отвергающая любые другие мнения. Она работает на фобиях и мифах целевой аудитории, то есть является чистым пропагандистом в лучших традициях КПСС.

Парадокс, правда? Но не бывает патриотической или антипатриотической журналистики. Бывает только хорошая или плохая. Преобладает, увы, вторая. Хотя процесс выделения «просто пишущих» потихоньку идет. На рынке непроизводительного труда имеются такие экзотические специальности, как «рерайтер» и «контент-менеджер», а пресс-секретарей и PR-менеджеров не поздравляют с Днем журналиста. Но это не тот процесс, который мог бы ввести профессию в рамки стандартов, в том числе этических – украинских ли, международных ли.

«А еще он попросил правды для народа…»

Нужно ли выводить профессию журналиста из штопора? Нужно ли ее носителям уважать себя и чувствовать уважение окружающих? Это решать самим журналистам, больше некому. Конечно, я далек от мысли, что как-то решительно вдруг человек встанет, сверкнет глазами, и с завтрашнего дня начнется у него совсем другая жизнь. Для этого нужно иметь стартовые возможности.

Пока единственным источником денег для запуска новых медиа-проектов будут богатые люди, таких возможностей не будет. Любое «блестящее перо» останется безгласной шестеренкой, думающей, как не выпасть из механизма. А газеты будут посвящены делам хозяина в мажоритарном округе.

Поэтому, конечно, нужны альтернативные источники. Например, венчурные фонды, понимающие, что такое «длинные деньги» и не влияющие на редакционную политику. Нужны новые медиа, понимающие разницу между хорошей и плохой журналистикой, соблюдающие стандарты и являющиеся неким образцом для других. Удостоверение журналиста должно давать определенные привилегии. Но эти привилегии нужно заслужить работой и раз в несколько лет подтверждать свое право цеплять на шею бейджик «Пресса», - как это делается в Германии и в ряде других государств Европы.

Но деньги – это далеко не все. Журналист несет повышенную ответственность за сказанное. Поэтому должен понимать, что может быть наказан законными методами и быть готовым принести извинения. Что, конечно, не отрицает взаимопомощи и взаимоподдержки. И именно журналисты должны, обязаны начать преодоление раскола Украины – политики этого не сделают никогда.

Все мы каждодневно сотрясаем воздух, сетуя на негодяев и подлецов, на неправильное устройство жизни. Но откуда же начаться правильности, если в Украине почти не осталось людей, не боящихся говорить правду и знающих ей цену, людей, умеющих слышать других? Мессия не придет, и жизнь вспять не повернется. А вот то, что никакого государства Украина не останется – это может случиться запросто. И журналистам, как и в 90-е, так же останется только молча наблюдать за этим.