Следствие без тайн

Тайное всегда становится явным — гласит поговорка, которая в последнее время стала уже чуть ли не аксиомой. Действительно, судя по потоку информации, который обрушивается на головы граждан, открыты все архивы со знаками «секретно» и «для служебного пользования».

Тайной является все?

Тайной следствия нынешние правоохранители «пугают» всех — от журналистов до фигурантов уголовного дела, свидетелей и адвокатов. Отказываясь комментировать то или иное событие в сводке происшествий, следователь напоминает, что существует и уголовная ответственность за разглашение сведений по делу. Правда, это отнюдь не мешает арестантам СИЗО во всех подробностях давать по телефону уже свои комментарии к уголовному делу, по которому их обвиняют. Впрочем, и родственники сидельцев-подозреваемых не молчат, а стараются донести максимум информации о расследовании, чтобы из дела «вдруг» не исчезли некоторые вещественные доказательства в пользу сидельца. А уж при нахождении на подписке о невыезде фигурант может рассказать все, что выгодно ему, — доказать, что именно он «разгласил», практически невозможно. Да и вообще — у наших правоохранителей всегда было сложно с доказательной базой...

Но некоторые граждане, оказавшись подозреваемыми в уголовном деле, в действительности настолько напуганы навязанными им обязательствами молчать, что, даже при давлении на них со стороны правоохранителей, боятся обратиться в прессу — мол, не могу рассказывать, а то дадут срок за «разглашение». Но дело в том, что если строго соблюдать условия неразглашения, теоретически гражданин лишается права вообще упоминать о том, что был у следователя. Получается, даже к адвокату он обратиться не вправе, потому что для этого придется рассказать про уголовное дело и свою роль в нем, а у него — подписка.


Возьмем и позицию адвоката в условиях «неразглашения» обстоятельств уголовного дела. Если он такое подпишет, то сам свяжет себе руки: у него не будет права использовать свои полномочия защитника — ни тебе к специалисту или эксперту обратиться, ни свидетелей искать. Поэтому следователь, по идее, должен конкретно указать, что именно должен утаивать от любопытных участник досудебного расследования, а вот всей остальной информацией он может свободно распоряжаться.

И еще — пресловутая «тайна следствия» действует только на стадии предварительного расследования, зато в судебном разбирательстве наступает уже момент гласности. Оглашать там можно все, пусть суд оценивает, кто поработал убедительнее — сторона защиты или обвинения.

Кто «сливает» и зачем?

А теперь об оборотной стороне медали: недавний резонансный расстрел в Симеизе поселкового головы Кирилла Костенко показал, что источником раскрытия тайны предварительного следствия, похоже, в последнее время стали сами правоохранители. Вполне возможно, некоторых из них в буквальном смысле материально заинтересовали в том, чтобы «широкой общественности» стало известно как можно больше подробностей убийства. Какова цель тех, кто чуть ли не поминутно раскрывал все (или почти все) находки следствия — непонятно. Может, целью как раз и было пустить домыслы и слухи по пути дезинформации? Хотя для самого следствия такая утечка — существенные проблемы в самом расследовании при условии соблюдения законности добытых доказательств.

Например, в прессе появляется фото предполагаемого убийцы. И какого бы качества оно ни было, ставит под вопрос все возможные очные ставки (конечно, при условии, что убийцу таки найдут и что фото было действительно его) — предполагаемый свидетель должен опознать преступника и указать, по каким признакам. А тут вам адвокат: нет, гражданин, вы оговариваете подзащитного, поскольку видели его изображение в прессе, где он был назван убийцей. Поверьте, суду этого аргумента будет достаточно, чтобы усомниться в виновности.


Идем дальше — видео с кадрами совершения преступления уже гуляет в интернете. Теперь даже толковое воспроизведение событий расстрела на месте происшествия будет проблематично: возможный преступник сможет доказывать в суде, что «менты оговорили, заставили взять на себя», а он ничего не совершал. А подробности совершенного расстрела знает из интернета да из публикаций в прессе, вот и запомнил. И с какими такими вещественными доказательствами идти следствию в суд?

Так что же можно, а что — нельзя знать окружающим о проводимом следствии? Предположим, что удивительные и таинственные подробности «слиты» в прессу вовсе не правоохранителями, а пронырливыми журналистами — каковы в этом случае законные действия следователя и корреспондента? Вправе ли работники органов изымать у журналиста материал, отснятый на месте преступления, и запрещать распространение записи или вообще разглашение полученной информации?

В случае, если журналист запечатлел какие-либо следы преступления и вещественные доказательства, то запись может быть изъята по мотивированному постановлению следователя (органа, производящего дознание) и приобщена к делу. Но такие действия возможны после возбуждения уголовного дела (а вот «утекшая» информация появляется в различных источниках гораздо раньше). Подписка же о неразглашении содержания кассеты возможна после приобщения записи к делу.

Тогда другой вопрос: откуда у журналистов вдруг появилось несколько записей, которые могли бы фигурировать исключительно в уголовном деле, но никак не на всех новостных сайтах? Это и упомянутая уже видеозапись с камеры наблюдения некой мини-­гостиницы, запечатлевшая момент расстрела, и запись с видеорегистратора автомобиля возможного свидетеля, где якобы имеется лицо преступника. Мало того, «утекли» и возможные пути передвижения преступника к месту убийства, и пути его отхода по симеизским дорогам, и все это народ активно осматривает. Может, сотрудники милиции уже не надеются, по каким-то причинам, раскрыть это резонансное преступление и уповают теперь исключительно на то, что местное «сарафанное радио» подкинет им «народные» версии относительно этого убийства?


В пользу такого предположения имеется и заявление министра внутренних дел Украины Виталия Захарченко, который часть вины за стрельбу в Симеизе возложил... на местных жителей — мол, люди не раз видели рядом с поссоветом «подозрительную автомашину», и если бы бдительные граждане об этом сообщили в милицию, преступление удалось бы предотвратить. Добавим: а если бы не «сливалась» из дела оперативная информация, то могли бы еще и раскрыть.