Внучка Сталина отводит разговоры о дедушке
25.06.2013 10:00
Валерий Лебединский, издающий альманах «Муза», публикует в нем свой очерк «Болевая причастность». Это – беседы с Галиной Яковлевной, внучкой Сталина, которая вежливо, но упрямо отводит разговоры о дедушке. А так ведь и хочется вместе с автором очерка ковырнуть ее чувства.

Чувства девочки, лишившейся отца и мечтающей о нормальном дедушке… а отца убила война при темных обстоятельствах, а деда любят и ненавидят миллионы людей, чувства которых эта же война окровавила насмерть, и касаться их страшно.

Да внучка-то, тихо прожившая свои семьдесят лет, имеет, наверное, право отгородиться от этих нескончаемых счетов? Ну, еще несколько поколений сменятся, вожди и диктаторы застынут навечно в исторических позах, а тьма малых сопутствующих подробностей отойдет в забвение – и пусть? Нет, кое-кого я так отпустить не могу.

Яков Джугашвили

Солдат, которого не меняют на маршала. Только и осталась эффектная кинореплика. Да фотографии Якова из немецкого плена. Да его пресловутое «письмо к отцу», равносильное призыву к капитуляции.

В эту туфту Галина Яковлевна не поверила и экспертизу провела. Почерк – подделан (хотя достаточно искусно). На фотографии – двойник (хотя и похожий). Знаете ли, когда тебе отца предъявляют в роли предателя, – так видишь, что и завитки не от той прически, и шинель на женскую сторону застегнута, и ретуши на лице полно…


Я верю Галине Яковлевне. А провокацию числю исходящей не от наших, а от гитлеровских спецслужб (см. приводимую здесь провокационную фашистскую листовку с фото сына Сталина). Им-то, гитлеровцам, такой компромат был очень кстати. Да и на Паулюса вдруг бы выменяли?



А нам это зачем? Вот тут-то и спрятана тайна сталинского характера. Сына все равно не вернуть, а ответить на сволочную провокацию можно – приняв условия игры и увенчав игру коронной репликой насчет солдат и маршалов. В солдаты произведя старшего лейтенанта Якова Джугашвили, а в маршалы – фельдмаршала Паулюса… да уж бог с ним.

С характером Сталина эта реплика сводится драматургически эффектно. В его характере куда больше осетинской крутости, чем грузинской игры (мне приходилось обсуждать это с Юлианом Семеновым). Решающее же качество – и выбор! – уважение силе. К русской народной силе.

«Сталин... полюбил Россию и русских, потому что он любил силу, и хотел быть с сильными. Утонченная артистическая культура Грузии претила ему до конца его дней, а эмоциональные, рыцарственные грузины были совсем не в его духе. Ему нужны были люди сильные и циничные, чтобы выигрывать, а страна песен, танцев и вина производила совсем иной сорт людей». Это – уже из книги дочери Сталина Светланы.

Светлана Аллилуева

Насчет русской психологической установки Сталина писали и другие что-то похожее, но одно суждение Светланы Иосифовны, приведенное Лебединским, меня ошеломило.

– Они думали, что я, как дочь Сталина, обязана быть верноподданной советской гражданкой. Но я не была таковой. Как и моя мама. Как и моя немецкая бабушка. Как и моя грузинская бабушка. Я никогда не была «одной из них»…

Непонятно, о чем речь? Тогда – впрямую:

– Я ненавидела Россию, советскую Россию… И не являюсь этнической русской.

А что меня ошеломило, понятно?

Я понимаю, что яд близости заставляет дочь вождя так и эдак поворачивать свою гражданскую совесть, то покидая ненавистную отчизну, то возвращаясь из изгойства на роль любимой дочери вождя.

Но такое отдергиванье рук от этнической причастности, такие апелляции то к немецкой, то к грузинской бабушке, – только бы не к какой-нибудь русской, – меня коробит. Я понимаю психологическую безысходность состояния дочери диктатора, мечущейся то от него, то к нему, но есть то, чего не должен задевать уважающий себя человек: это так называемый «голос крови». Тот самый капкан этничности, в который угодили нацистские сверхчеловеки, хотя готовили его для «низших рас».


Этническая причастность может подкрепляться «голосом крови». Или мешать ей. Но решает – выбор. Нравственный, судьбоносный выбор личности.

В случае Сталина такой выбор был сделан вопреки грузинской артистичности, иногда, впрочем, отсвечивающей в сталинском юморе. «Ха!» – Лебединский узнает этот тембр в репликах Галины Яковлевны. Да как не узнать!

Иосиф Сталин

Вот в передаче автора очерка осознание сталинской психологической ситуации, которое предложил муж Галины Яковлевны, алжирец Хосин Ибрагим:

«Генами Африки он сознавал, пусть подсознательно, подспудно, что умерший дед его подруги правил как вождь гигантским племенем, в слепом раболепии признавшим его божественную власть, и по законам диких джунглей был необуздан и жесток. Трудно сказать, что было в мыслях Хосина, но если это и было так, он ошибался не намного».

«Генами Африки» учуял он «дикие джунгли». Но и ту правду учуял, что Сталин принял закон смертельной схватки, в ходе которой русские (точнее говоря: советские) призвали и признали его вождем как самого беспощадного из всех возможных претендентов. К самому народу беспощадного – а это уж чисто русский синдром самопожертвования. Если за родину, то иначе мы не воюем. Только так, насмерть. Это не «слепое раболепие». Это принятие трагического жребия.

Что, такая кровавая беспощадность к самим себе – в характере русских? Да! В случае борьбы на уничтожение. Такой всеотзывчиво-любвеобильный народ, как русские, и в ненависть впадает без оглядки. Пока не выберется из смертельного капкана войны.

Так ведь и гитлеровцы – совсем не те немцы, музыканты и естествоиспытатели, законотворцы и законопослушники, которых русские помнят со времен матушки Екатерины…

Кто виноват? История…

История пусть судит народы, попускаемые ею к смертельным поединкам. Дважды это случилось с немцами и русскими в проклятом ХХ веке. Как выходить нам с ними из этой горькой памяти, когда мировая катастрофа отступает, конец света вроде откладывается, и люди вспоминают, что они просто люди?

То есть появляется возможность любить «просто дедушку».


«Государственного злодея»?! – ужасается автор очерка, переживший в детстве Великую Отечественную войну, в юности – первую Оттепель и в ранней зрелости – окончательное крушение Советской эпохи.

Я ужасаюсь вместе с ним. Но не чистым чувствам Галины Яковлевны Джугашвили. А тому, как страшно, как опасно, как больно испытывать нормальные человеческие чувства к нашей невменяемой истории. Оставьте внучке ее слезки.