Факельному шествию свободовцев посвящается

1 января 2014 года в Киеве прошло факельное шествие националистов из партии «Свобода» по случаю дня рождения Степана Бандеры.

Киев, Киев…. Любимый город моего детства, как мне не хватает тебя!

Радостное ожидание встречи с тобой приходило с первыми морозами, очередями за мандаринами на ленинградских улицах, последними декабрьскими листочками на отрывном календаре или с майскими грозами, приближающимися белыми ночами и первой клубникой. Скоро, скоро каникулы, в Киев, к бабушке…..

Со второго класса работающие родители сажали меня одну в плацкартный вагон скорого поезда «Ленинград-Киев» и отправляли на все каникулы к бабушке и дедушке. Счастье от встречи с ними могло сравниться только с ожиданием этой встречи. Уже со второй или третьей поездки нарушались все родительские заповеди, втолкованные мне сто раз – не разговаривай с чужими, если что, сразу зови проводницу, не ходи в вагон-ресторан, не выходи раздетая на улицу, нет-нет, вообще не выходи на станциях. Я болтала с незнакомыми дяденьками и тетеньками, к концу поездки весь вагон знал, куда и зачем я еду, ходила в вагон-ресторан есть горячую солянку и бегала на станциях за лимонадом и вареной картошкой с солеными огурчиками. Мои подвиги становились потом предметом бурного восхищения родственников, приходящими навестить меня.


Со второго по десятый класс на перроне киевского вокзала встречали меня бабушка и дедушка охами и ахами « Боже мой, какая ты худая и страшная!». Им казалось, что они встречают несчастного ребенка из голодного Ленинграда. Я была не такая уж и худая и, надеюсь, не такая уж страшная, но переубедить их было невозможно, ведь по сравнению с сытенькими и упитанными киевскими детками я была действительно не очень. Но бабушка и еще живая тогда прабабушка с жаром бросались исправлять мои недостатки. Утром, когда я еще спала на раскладушке в проходной комнате большой двухкомнатной квартиры в центре Киева на углу Красноармейской и Саксаганского, прабабушка шла пешком на рынок на Бессарабке. К завтраку, который у долгожданной внучки начинался часов в 12, меня ждали стаканчиками красная и белая смородина, спелый крыжовник и теплые пирожки с вишнями от бабушки. Вечером, регулярно оправляясь в газетный киоск за «вечеркой», дедушка интересовался, какое мороженое я буду есть сегодня. Исчерпав за первые пару недель все свое меню, вечером накануне меня пытали, что бы я хотела поесть на следующий день. Я купалась в обстановке любви и уважения, внимания и восхищения, какая я талантливая со своими двумя иностранными языками, танцами и общественной работой. И я млела, каталась, как сыр в масле, разбаловывалась и наглела. Я требовала печеную картошку, что немедленно исполнялось в духовке, вареники с вишнями, штрудель и морс. Летом я часами валялась на кушетке на большом балконе, выходившем во внутренний двор. Я азартно дулась с дедушкой в «дурака» и в «лото». Вечером дружно смотрели новый цветной телевизор, который выключался ровно в десять часов со словами «Пусть отдохнет!». На мои мольбы посмотреть еще чуть-чуть, чтобы узнать, чем закончился очередной фильм про войну, мой дедушка, кадровый морской офицер, участник обороны Одессы, Севастополя, освобождавший Киев, отвечал «Наши победили!».

За мои школьные каникулы я перечитала две библиотеки по соседству, детскую и юношескую, глотая по книге в день, не расставаясь с ними ни за обедом, который мне подавали на балкон, ни ночью под одеялом, ни даже в туалете. Когда непрочитанные книги в этих библиотеках кончились, бабушка записалась в центральную библиотеку и ездила туда регулярно с моим списком. Зимой я читала на диване, лишь изредка позволяя уговорить себя сходить на Днепр, в парк, на елку или в магазин, чтобы купить мне что-нибудь красивое. Единственное, куда не надо было меня долго уговаривать пойти, были «гости». О боже, сколько у нас было родственников, родных, двоюродных, троюродных, приобретенных, бывших и будущих, с их днями рождений, годовщинами, свадьбами! И везде надо было побывать, везде ждали. Ели, пили, пели, рассказывали анекдоты и смеялись, смеялись, смеялись. Как в маленьких квартирах умещались эти столы, накрытые традиционно много и вкусно, у каждого свое коронное блюдо, ума не приложу! Форшмак, холодец, маринованные белые грибы и классическая фаршированная рыба с веточкой петрушки в зубах – праздник изобилия во времена тотального дефицита. А еще отдельный детский стол, куда отсаживали всех, кому до… чтобы не мешали взрослым разговорам. Хотя эти разговоры и так было нелегко понять, странная смесь русского и идиш, слова, которые всплывали в моем мозгу постепенно, много лет спустя, когда я начала учить немецкий язык. «Мейделе, махен нахт, мишугене, а бист ду шен». От походов в гости надолго оставалось чувство сытости, праздника и счастья. А к самым близким можно было отправиться и на следующий день на «доедать». И еще долго потом обсуждать между собой «Ты видела, Рива поправилась килограммов на 20! Ну, Фира, эта такая гранд-дама, на ней всегда самое лучшее! У покойной Анечки выросла такая красавица, вся в нее, особенно нос! Жанночка - прелесть, только зачем она привела с собой этого гоя? Он, конечно, почти профессор, но, а если что!... А что делают Софа с Володей? Они ждут 30, у них свадьба!» Это был вечный праздник любви и всеобщей заботы друг о друге. Все заботились обо всех. С годами становилось меньше праздников, приходилось собираться уже и по грустным поводам, хоронить, проведывать больных и помогать паковаться в дальнюю дорогу. Как не хотелось оттуда уезжать, возвращаться в суровые спартанские будни школа-дом, в ленинградскую коммунальную квартиру без особых изысков!! Однажды, уже в самый последний момент, стоя на перроне, я разыграла настоящий спектакль - приступ аппендицита, чтобы задержаться еще на пару дней. Никто не посмел посадить в поезд корчащегося от боли ребенка, и еще на 5 дней я воцарилась на заветном диване. Что осталось мне сегодня от этого счастья – потертые черно-белые снимки, слезы воспоминания, дочка, названная в честь любимой прабабушки, чувство, что так тебя больше не любили нигде и никогда, ни родители, ни мужья, ни друзья…


Киев, Киев… Любимый город моего детства, что стало с тобой сегодня?

Баррикады в центре города? Факелы в руках у фашиствующих националистов « Свободы»? Вы когда-нибудь задумывались над этим названием? Свободы от кого? От нас с вами? От моих бабушки и дедушки? Им уже все равно, они давно лежат на Берковцах, лежат, как их родные лежат в Бабьем Яру. Но есть еще мы, живые, наши дети и внуки. Они родились после Бабьего Яра, и они очень хотят жить! У этих, кто 1 января маршировал с портретами убийц по улицам моего любимого города, на руках кровь! Кровь профессоров Львова и врачей Киева, кровь жителей Одессы, Харькова и Днепропетровска. Люди, почему вы молчите? Может быть, вы просто ничего не заметили, разомлев от обильной еды в тени уютной новогодней елки? Уехавшие и оставшиеся, надо кричать, кричать сейчас, пока не пришлось кричать и плакать нашим детям и внукам! Ведь все это уже было однажды, неужели у нас такая короткая память?