Искусство не для всех

Имеются в виду не забитые полки магазинов (что, в общем-то, неплохо), а состояние умов, которое возникает в сообществах так называемой «индустриальной демократии». Существует теория «экономики престижа», утверждающая, что промышленность двигают не потребности людей, а их желание выделиться, владеть престижными, модными вещами.

Покупая себе все более дорогие вещи, человек символизирует свое продвижение по социальной лестнице. Для тех общественных прослоек в развитых странах, которые принято называть элитой общества, устанавливаются неписаные нормы обновления основных предметов потребления, независимо от их физической изношенности. Необходимость самоидентификации с группой принуждает ее членов придерживаться этих границ.

Человек создает своеобразный «текст», который читают другие. Ему кажется, что он здесь использует исключительно собственные мысли, передает свои желания, ожидания и т.п. Однако, присмотревшись, мы без особых усилий заметим, что индивидуальность оказывается сведенной к определенному набору цитат и представляет собою калейдоскоп, где каждая картинка более или менее оригинальная, но составлена из стандартных элементов. Оригинальность – в комбинировании.

В процессе потребления, в особенности произведений искусства, люди тем или иным образом проявляют свой художественный вкус. Отличия проявляются в том, что потребляется: идут на ДиКаприо или Антониони, на концерт поп-музыки или балет, в ресторан или на спектакль модного режиссера.

На первый взгляд эти отличия кажутся очень индивидуальными – каждый любит свое и о вкусах не спорят. Тем не менее, за отличиями во вкусах всегда стояла и стоит глубокая общественная (или классовая) разность. В современном мире эта разность часто нивелируется и не является такой резкой, как в начале 20-го века, но все же остается более чем явной. Данная проблема стала предметом анализа французского теоретика Пьера Бурдье, в частности, в монографии «Отличия».

Искусство и литература в культуре западных обществ подлежат иерархическому приведению в порядок, который отражает структуру самого общества. На вершине находится элитарное искусство, которое доступно лишь посвященным, эстетично развитым людям. Внизу искусство, которое использует язык, понятный людям даже с легкой степенью дебильности (с некоторыми предостережениями назовем ее «массовой культурой»).

Потребление высокого искусства требует большого объема профессиональных знаний. Произведение искусства имеет смысл и вызывает интерес лишь для компетентного в сфере культуры. То есть для того, кто знает код, с помощью которого это произведение было закодировано.

Однако это не исключает иллюзию понимания: человек без отвращения слушает сложную музыку, смотрит на картину и даже получает определенное удовлетворение. Как интеллектуалы, так и новые богатеи могут посещать художественные выставки, оперу и балет, общаться с художниками, демонстрировать интерес к высокому искусству. Однако непосвященный не может двинуться дальше «первичного пласта смыслов», которые, как правило, улавливаются на уровне ежедневного опыта.

Искусство, доступное для масс, использует язык самой практической жизни этих масс. Развитые общества сегодня гордятся тем, что миллионы людей имеют возможность и действительно пользуются возможностью слушать замечательную музыку – как в живом выполнении, так и в записи, любоваться произведениями искусства в музеях, читать шедевры литературы от Платона до Рассела в легкодоступных недорогих изданиях. Но, бесспорно, общение с искусством и литературой по-настоящему касается лишь меньшинства.

Для подавляющего большинства «культура» – это следующая форма потребления, являющаяся одним из символов общественного места человека. Сюда входят: просмотр «соответствующих» фильмов, знание «соответствующей» музыки, чтение хороших книг, рекомендованных в учебных заведениях и, таким образом, полезных для карьеры.

Итак, можно обнаружить связь между культурными потребностями, воспитанием и образованием. Чтобы любить и понимать серьезное искусство, нужна подготовка, большая практика его потребления. На это часто уходят многие годы. Вкус к потреблению высокого искусства можно сформировать лишь в раннем детстве.

Аристократические круги и те, кто старается на них походить, прекрасно понимают сложность языка вкуса. На его развитие расходуется огромное количество денег и времени. Этот процесс изощренного потребления выполняет важную социальную функцию закрытия аристократического круга от чужаков, «выскочек». Кстати, некоторые наши бизнесмены используют искусство (вернее арт-бизнес), чтобы там, на Западе, проникать в такие социальные круги, в которые иначе не попали бы никогда.

Старание прорваться через это сито выступает могущественным мотивом для новых членов общественного истэблишмента, который старается приобрести хотя бы минимальный лоск для себя и обеспечить основательную эстетичную социализацию для своих детей. Поэтому мы и слышим о необходимости структуризации общества, параллельно созерцая, как не самые бедные украинцы отправляют своих чад в кэмбриджи с оксфордами. Правда, дети, приезжающие на каникулы домой, уже не понимают ни страну, ни своих родителей.