Однажды в пятницу, 13-го...
13.03.2009 12:06
Та пятница 13-го, в которую случились пренеприятные истории, начиналась обыкновенно и даже, напротив, весьма обнадеживающе: днем выдали зарплату и сюрпризом довесили премию за какие-то достижения в деле капиталистического строительства – обстоятельство неслыханное!

Нечаянная щедрость буржуина слегка раззадорила нас. Величина её была недостаточной для хороших дел, например, для погашения текущих процентов по кредитам, которых каждый из нас набрался аки пес блох – мелких, но зело кусачих. Однако премиальных ресурсов вполне доставало, чтобы рихтовку чакр сделать более ответственным мероприятием и заодно в сплоченной компании однодумцев покумекать о путях выхода из кризиса родной державы и озаботиться судьбами подлунного мира.

Вечером дружно ввалились в корчму, давно облюбованную для пятничных сессий. И там под меланхоличное дребезжание Гребенщикова (хозяин шинка слыл фаном БГ и всем посетителям в оба уха вливал философское занудство козлобородого духовидца) мы и приступили к трапезе нашей.

Разогревать фибры славянских душ по традиции начали с «Черниговского». После того, как пара кружек пива отворила первый переход души от угрюмо-созерцательного состояния к умеренно оптимистичному, начали неспешный разговор о политике. Открылось, что Первая Коса державы с визгом налетела на главный Улей, да так, что не только пчелы, но и вся страна присела. Темперамент женщины с кермом на челе, соответствующий гимназистке театрального колледжа, сумел взлохматить немало народу соблазном своих сюрреалистичных прорывов. Донецкий ватажок с малохольным видом волжского бурлака начал гнать порожняк. Ну а Гарант, с ликом официального патриота, живущего на одну тысячу гривен в месяц, уже никаких эмоций, кроме сожаления, не вызывал.

Далее традиционно перешли к шлифовке внутренностей закарпатским коньяком, который, как уверяют скептики, бодяжат не за горами, а в соседних с шинком гаражах. После первых стопок пришло ощущение, что по сосудам ангелы босиком протопали. Души наши приободрились. В этом месте разговор от выяснения причинно-следственных связей сущего традиционно с мучительным постоянством перетекал на женскую стезю. И в эту пятницу всё было так. И не так…

Сергей Николаевич – старшина семинара, которому намедни стукнул полтинник, стал злоумышленно посматривать на филейные части проходящих мимо противоположнополых особ. Вовик, тридцатилетний компьютерный гуру нашей конторы, принялся нервно теребить мобильник. Григорич по прозвищу Матрос (за пристрастие к широким брюкам эпохи героического крейсера «Аврора») начал порываться мчать на свидание. Мне спешить было некуда, кроме как к семейному очагу, где меня поджидали стабильность и порядок, без всяких признаков вольнодумства. Но, повинуясь общему эротическому нетерпению, предложил подвести черту под гульбой.

Надо отметить, что компания наша всегда слыла весьма умеренной в питии. Мы никогда не позволяли себе алкать до щенячьего восторга или белых мышей в глазах. Пили чинно, неторопливо, не пытаясь доказывать окружающим несокрушимость наших православных желудков.

В тот злополучный вечер пятницы 13-го всё закончилось без пьяных лобызаний и заверений в вечной дружбе. Ну, может быть, мы приняли на грудь чуток более обычного. Но каждый двинулся навстречу судьбе-злодейке без посторонней помощи. Эх, знали бы прикуп…

Вовик стал жертвой отечественных металлостарателей. Возле его подъезда находился канализационный колодец. Как и многие другие, он был без крышки. Волшебная рука рынка распорядилась так, что крышки стали ходовым товаром, и вот уже второе поколение металлоискателей старательно выколупывает то, что их отцы недоколупали. Необычным было другое – какая-то злокозненная сволочь удалила из люка разлапистую ветку дерева, вставленную чьей-то сердобольной рукой «во избежание».

Конечно, Вольдемар с ходу ухнул в колодец. И так бы и ушел оловянным солдатиком в клоаку, ежели бы руки машинально клешнями не вцепились за края пропасти. Инстинкт самосохранения вымахнул его обратно на белый свет. Но в борьбе за существование с ноги слетел туфель и уверенно булькнул в фекалии. Выкарабкавшись из люка, мастер фотошопа чрезвычайно ожесточился. Снял второй штиблет, здраво рассудив, что с одной саламандрой при двух здоровых ногах он будет выглядеть вызывающе и, поминая матерей недругов, запулил им в ночь. Ночь отозвалась звоном стекла. Так, в одних носках, огорченный до невозможности несправедливостью бытия, он и привалился к двери своей квартиры. Всё бы ничего, но нашлись свидетели его нечаянного преступления. Пострадавший от лаптеметания потребовал возмещения ущерба. Пришлось после недолгих препирательств лишиться чувствительной доли зарплаты.

Матрос хлебнул уже не от деяний металлостарателей, а от борьбы с ними. Вместо металлической крышки, находящейся почти «заподлицо» с тротуаром, местный ЖЭК водрузил толстый железобетонный кругляк. А так как колодцы с незапамятных времен обязательно рыли посреди пешеходных тротуаров, а наши улицы от угара экономических побед уже лет 15 как превратились в улицы погасших фонарей, то Григорич, зацепившись за круглую дуру, влет уперся лбом в асфальт. Такой контакт с землёй был бы чувствительным даже для деревянного лба Буратино. К тому же Матрос конкретно подмел мокрый тротуар своим гардеробом. Само собой, в таком затрапезном виде о рандеву не могло быть и речи. И, опечаленный падением, он побрел домой. В потемках, чтобы не будить домашних, прилепил себе на лоб крест-накрест две полоски пластыря и забылся тревожным сном контуженного любовника.

Почему пришла мысль приладить именно пластырь и именно в форме христианского скорбного символа – он и сам не знает. В конце концов, вреда, как и пользы, от пластыря не было никакого, если бы не одно но. Утром, придя в сознание от жгучей боли, сорвал с чела нашлепки самоврачевания и заглянул в зеркало. Оттуда на него глянула опухшая образина с алым крестом на травмированном лбу. Пластырь оказался перцовым, и функцию свою выполнил искусно, выжегши крестообразное тавро.

Сергей Николаевич – добропорядочный семьянин c явными признаками подкаблучника, а потому был латентным женолюбом. После некоторой дозы алкоголя в мужской компании он из «бабника-тихушника» перевоплощался в практикующего любостраста. Бес толкал в ребро и заставлял пламенеть планами ответственного экспресс-блуда. Потому Николаич, повинуясь зову беса, направил стопы к знакомой вдовице, живущей в соседнем доме, не забыв прихватить для разогрева ситуации бутылку коньяку.

Но блудодейства не случилось. Вместо этого вышел самый настоящий конфуз. Обрадованная нежданному, но желанному гостю, хозяйка выставила со своей стороны бутылочку отменного качества «самопляса» и приняла вид недоступной готовности. Уразумев, что дело обязательно сладится, всегда бдительный женолюб-подпольщик на радостях позволил себе расслабиться – под нетерпеливым взглядом вдовствующей особы принялся вколачивать в себя стопку за стопкой, не делая различия между напитками. И в какой-то момент потерял контроль. Пока хозяйка на кухне добирала закуску, Николаевич мягко сполз со стула и растекся под столом. Машинально помацал окрест рукой, ища чего-нибудь под голову, наткнулся на что-то пушистое и сгреб под щеку. Предмет лаконично фыркнул и выскользнул из-под забубенной головы. «Что это было?» – мелькнула последняя мысль пред тем, как Бахус окончательно не сморил его тяжелым сном облажавшегося праведника. Утром Сергей Николаевич причапал к месту прописки в расхристанном виде запорожского «лыцаря» и двумя глубокими порезами на физиономии – реакция возмущенного кота.

Жена встретила долгожданного супруга, вернувшегося с тайной вечери, плотоядным взглядом палача. Понятно, ничего вразумительного о своем отсутствии Сергей Николаевич поведать не мог. Только глубокомысленно молчал и, в меру притупившихся рефлексов, пытался уклоняться от тяжелых тумаков законной половины.

Со мной же было всё в порядке. Никакого членовредительства не приключилось. К дому подтянулся собственным ходом без всякого напряжения, в целости и сохранности. И всё должно было пойти по заведенному порядку – поцеловал бы жену и качественно исполнил примиряющий супружеский обряд – но мне чертовски не повезло. Я имел несчастье назвать жену, изготовившуюся к единению, именем секретаря нашего любимого директора – богатотелой фурии со стажем. Самое досадное, что подлый дедушка Фрейд завернул мой язык на имя дебелой секретарши совершенно беспричинно. Никаких порочащих связей с ней не наблюдалось и не могло быть, ибо её тело со всем частнособственническим рвением эксплуататора-мироеда пользовал сам пан директор, и вклиниться в эту служебную идиллию не представлялось возможным. Каюсь, мыслишки эротического характера, конечно, меня посещали. Но, извините, кого из мужчин, не утративших вкуса жизни, не тревожит эскадрон его мыслей шальных? «Обознатушки» стоили уничижительного игнорирования благоверной моих законных сексуальных потребностей на долгую неделю.

После пятницы 13-го наша честная компания распалась. Сергей Николаевич, после того, как часы пробьют 17-00, припускает рысью домой, дабы в 17-30 обозначить свою скомпрометированную личность в родных пенатах. Матрос продолжает усердно лечить клеймо на челе, и ему пока не до пятничных посиделок. Друг Вовик на похмельном досуге подсчитал, во что ему обошлось прошедшее мероприятие, ужаснулся и пошел в радикальную отказку. Т.е. бросил пить, как ему представляется, окончательно и бесповоротно. Надеюсь, временно. Ибо страшно подумать, что такое может быть навсегда. Зачем тогда жить?
Мыкола Перечепидорога