С информационным полем надо было что-то делать, начиная еще с 2014 года. Когда в 1994 году Кучма пришёл к власти, то с первого дня начал заниматься именно очисткой информационного пространства. Любое решение в информационной сфере – обоюдоострый меч, то есть если ты начал двигать какую-то тему, то ты точно должен просчитать минимум пять следующих шагов. Но в этой ситуации с каналами есть масса претензий и вопросов.
Очень сомнительно, что это действительно борьба за безопасность, а не борьба против тех, кто критикует президента и его окружение. По форме принятия этого решения оно выглядит чрезвычайно уязвимым и вполне можно предположить оспаривание в судах – тогда ситуация ухудшится для Офиса президента, потому что они не будут выполнять решение суда о возобновлении вещания, а это уже полное противостояние. То есть мы попадаем в водоворот, затягивающий нас в воронку неправовых решений с непонятными последствиями.
Главное в том, что подобные уязвимые с точки зрения юрисдикции решения могут дать обратный результат и привести в конечном итоге к усилению Медведчука и его политической силы, против которых оно и было направлено. Подобные судьбоносные решения должны принимать чрезвычайно грамотные, последовательные и системные люди. Вот тут есть определенные сомнения.
Вообще власти категорически нельзя воевать с журналистами – такая война всегда выходит боком. Со СМИ надо взаимодействовать по-умному. То есть можно выстраивать такую ситуацию, что они будут, по крайней мере, не вредить. И самое главное, что любой критике надо противопоставлять успешные дела. Вот неидеальный пример, но всё же – «Большая стройка». Те, кто этим проектом занимаются, они рассказывают о своих достижениях, выкладывают фоточки – кому-то нравится, кому-то нет, но вот это ближе к тому, что надо. Обратите внимание: последний раз канал закрывали в 1994 году во время избирательной кампании Кучма-Кравчук. Тогда был закрыт канал «Гравис». Кравчук с треском проиграл после такого поступка, и к власти пришел Кучма. После этого больше каналов не закрывали: забирали лицензию, давали предупреждения, но закрыть канал, еще и несколько за день сразу, такого в истории Украины еще не было. Шаг чрезвычайно смелый, рискованный и с гарантированными далеко идущими последствиями.
А цензуры у нас нет никакой, у нас полный беспредел в информационной сфере. У нас безнаказанность журналистов сопровождается совершенно несистемными наездами власти, каких-то активистов. Вот тут у нас Гуляй-Поле. Тот же Порошенко способствовал, чтобы контроль над этими каналами получил Медведчук, и пользовался, что на этих каналах его поддерживали и не критиковали. Это абсолютно неправовой подход. Ну и журналисты у нас позволяют себе безответственные решения. В информационном пространстве Майдан не закончился.
Как ни парадоксально, но самый жёсткий, в плане притеснения свободы слова, был все-таки Петр Порошенко. Он чрезвычайно болезненно воспринимал любую критику. Он считал, что его как президента, СМИ должны восхвалять, он считал всю страну своей собственностью. Поэтому к его жесткому подходу добавлялась его личная циничность, потому что он всегда говорил одно, а делал другое. И следующий момент — он всегда в любом решении искал еще и личную выгоду. Если бы он не был таким жадным, то он бы и «1+1» купил в свое время, а он хотел заполучить его бесплатно.
А Зеленский вообще из другого мира. Боится ли он критики? Да он все ненавидит. Но его уже убедили, что вся критика — это злобные выкиды его персональных врагов, которые хотят уничтожить его лично. Поэтому он точно знает, что все его любят и поддерживают, а все, кто против – это проплаченные выступления личных врагов. Такая модель его устраивает.
Украина не способна к защите своих профессиональных интересов. У нас все революции проходят под политическими лозунгами, и причиной является политика, но не защита профессиональных и экономических интересов. Вот эта тема во всем мире собирает самые жесткие протесты, а у нас она не работает. Поэтому когда кого-то прижимают, вместо того, чтобы вставать на защиту, у нас какая-то часть злобствует, какая-то аплодирует, а какая-то плачет и обещает, что «завтра с вами будет тоже самое». Нет профессионального единства не только в журналистике, но и во всех остальных. Это какая-то национальная черта у нас — невозможность объединиться вокруг защиты профессиональных интересов.