Ярослав Жилкин рассказал о поиске погибших солдат
09.12.2014 10:39

"Союз Народная Память" известен главным образом своей деятельностью по поиску и погребению останков жертв Второй мировой войны. Однако в последние три месяца поисковики, отбросив все дела, по горячим следам ищут тела украинских военных, погибших в нынешней войне на Донбассе. Ярослав Жилкин, глава Союза, говорит, что времени у поисковиков мало, так как еще немного - и даже хорошо выраженные братские могилы будет трудно заметить.

В интервью Цензор.НЕТ господин Жилкин рассказал, как происходят поиски, как поисковики налаживают сотрудничество с местными жителями и "сепаратистами", а также, каким образом отличают тела украинских военных.

Предложение о работе на полях "зоны АТО" к Ярославу поступило неожиданно, однако он, не раздумывая, согласился. Говорит, сегодня это не необходимость, а дело чести, дабы не было повторения катастрофы "той" войны, когда тысячи неопознанных солдат до сих пор лежат в земле. На сегодняшний день его организации удалось найти останки более полутора сотен человек.

- Мы предполагали еще в мае, что придется и этой войной заниматься, но не думали, что так быстро. Инициатива поступила от Министерства обороны - в августе через военно-исторический музей к нам обратилась группа офицеров с просьбой подыскать волонтеров, которые смогли бы помочь в поиске тел погибших украинских солдат в рамках проекта "Цивільно-військове співробітництво". Собственно работу в поле мы начале в начале сентября.

- Почему так поздно, ведь война к тому времени уже фактически шла больше трех месяцев?

- Тогда как раз произошли "котлы", которые сопряжены с большими потерями. Быстрый отход войск сделал невозможным эвакуацию тел погибших. Знаю, что предпринимались попытки, некоторые даже были успешны. Но этого явно не достаточно. В категории "без вести пропавшие" числится очень много людей, понятно, что немалая их часть погибла.

А так как та сторона выкладывала в общий доступ видео с брошенными телами украинских военных, то забрать их - дело чести.

- Каким был ваш первый выезд?

- Я лично возглавил первую группу поисковиков - поехали на Саур-Могилу. В первый день нашли около 12 человек. С тех пор работаем на выезде практически каждый день. Бывает, что мы делаем вынужденный перерыв в поиске: сломался транспорт, плохие погодные условия. Также когда был день шахтера, нас предупредили, что лучше не выезжать. Но в основном, мы постоянно "в поле".

Потом поняли, что надо систематизировать сбор данных. Мы объявили о запуске сайта нашей миссии "Черный тюльпан" naidy.org.ua и телефон горячей линии 0-800-210-135. Через них к нам начали обращаться люди, которые ищут пропавших - родственники, сослуживцы и просто знакомые. Таким образом, мы создали свою базу и на ее основе формируем задания поисковым группам.

- Откуда вы получаете информацию о потенциальных братских могилах?

- В первую нашу поездку нам просто сказали: "Поедьте на Саур-Могилу. Там площадь примерно 20 км2, ищите". Далее мы начали создавать свою базу. На нашу горячую линию звонят, в том числе, и местные жители подконтрольных "ДНР" и "ЛНР" районов. Местное население в большинстве своем относятся к нам с пониманием, у всех ведь есть дети и семьи.

- Вы ранее говорили, что иногда и сами боевики вам сообщают, где искать.

- Если упустить сопровождающие слова, которые они нам говорят, делая такое предложение, думаю, что в душе они понимают, что кто-то ждет этих солдат, пусть даже мертвыми.

- Бывали ли конфликты с ними или с террористами?

- Какой может быть конфликт? Мы позиционируем себя как нейтральная сторона, которая выполняет гуманитарную миссию. Другой цели у нас нет. Понятно, нам нередко приходилось выслушивать нелестные отзывы о том, что происходит, ввиду того, что мы в тот момент единственные рядом из украинских представителей. Ну а что делать? Терпеливо слушаем. Главное, что нашей работе не мешают.

Сейчас таких инцидентов меньше, потому что к нам привыкли. Наша машина с надписью "Груз 200" пересекает одни и те же блокпосты, поэтому нас уже узнают.

- Возможно ли хотя бы приблизительно сказать, останки скольких человек вам удалось найти?

- Технически это невозможно, ввиду того, что есть сложные случаи - например, когда находили лишь части тел. Но мы вели предварительный счет - останки более 170 человек мы вернули. Более подробно можно будет сказать после заключения судмедэкспертов.

Основная часть погибших - примерно две трети - были найдены под Иловайском. Нам до сих пор поступают сообщения о местах массовых захоронений в том районе. Мы и сейчас предпринимаем попытки для их исследования.

- Сколько человек задействованы в поиске?

- На выездах трудятся около 40 человек. Они работают посменно в поисковой группе составом до десяти человек. Плюс на месте в офисе работает большая команда. Здесь обрабатывается информация, происходит подготовительная и банальная офисная работа - нужно искать спонсоров, потому что поиски наши никто не оплачивает. То есть, финансирование должно быть, но мы понимаем, что в нашей бюрократической системе пока это внесут в бюджет и введут в действие, пройдет много времени. А в данном случае время работает против нас, вернее против ребят, которые остались на полях.

Также люди перечисляют деньги нашему проекту: кто-то 50 гривен, кто-то - 300. Спасибо им за это, немалую часть расходов мы покрываем именно за счет этой спонсорской помощи. Самая большая проблема - надежная техника. Мы три месяца отмучились на "газелях", от которых больше мороки, чем толку. Сейчас нам спонсоры купили рефрижератор. Мечтаем заполучить микроавтобус, потому что наш в аренде, и его могут в любой момент забрать. Вопрос со страховкой также решен.

- Опишите саму процедуру поиска. Вы приезжаете, и…

- Наша часть работы, вероятно, самая ответственная. Мы сняли местный заброшенный дом - где, сказать не могу, между Донецком и Днепропетровском, - привели его в нормальный вид, это наша база. Согласно договоренностям между двумя сторонами войны, нашу работу выполняют только гражданские лица. В своем выборе, куда ехать, мы не самостоятельны: дабы не попасть под огонь, мы согласовываем наше передвижение, время и место работы с обеими сторонами.

Ищем информацию, обрабатываем ее, непосредственно в поле проверяем ее. Также собираем свидетельства на месте - это уже полевая практическая работа: фиксирование GPS-данных, описание объекта, документов, фотофиксация. Эта рутинная работа очень важна, потому что благодаря правильной фиксации данных увеличиваются шансы, что тело распознают как можно скорее. Далее идет процесс эксгумации либо изъятия тела и передача его военным представителям, которые перевозят тела в Запорожье либо Днепропетровск. Там к работе уже приступают судмедэксперты.

Собственно поиск - это кропотливый труд, потому что часто свидетелей уже не сыщешь. Многих хоронили в братских могилах - чем дальше, тем они менее заметны. Когда мы приезжали по горячим следам, были видны эти холмики и запах стоял соответствующий. В дальнейшем нужно будет брать с собой кинологов.

- Такая работа сильно отличается от той методики, в которой вы работаете, ища останки погибших во Второй мировой войне?

- Практически то же самое, просто события более свежие, поэтому более явно видны следы произошедшего. Часто бывает, что не надо особо в земле копаться. Например, если нам встречается колонна ржавой техники, понятно, что там будут жертвы. Находим и на поверхности, и тех, которые в технике остались. Проезжающие мимо мирные жители могут подсказать, где еще искать. Фиксировать с помощью свидетелей возможное место поиска - самая верная методология.

- Документы при бойцах, как правило, есть?

- Часто документы имеются, иногда даже сложены в могилке рядом. Например, последние два нашлись с документами.

- А если их нет, не боитесь перепутать тела боевиков и украинских военных? Вы их по форме различаете?

- Мы ищем тех, кто лежат в безымянных могилках, и тех, кто лежит по полям. Кого мы найдем, естественно, гарантировать не можем. Находили и гражданских лиц, и представителей "ополчения". Но известна старая истина, что с мертвыми не воюют. По согласованию с "той" стороной, мы перевозили их в морги.

По характерным признакам мы определяем, кто представитель украинской стороны, а кто воевал за "ДНР". Форма как раз не является показателем, потому что камуфляж похожий. А вот отличительные знаки - хороший показатель. Если на теле украинская символика, нашивки и пряжки с трезубом, ясно, что это украинский военный. Конечно, я допускаю, что мы могли привезти на украинскую сторону представителей самопровозглашенных "республик".

Больно на сердце, когда находим останки без военного жетона, а большинство украинских военнослужащих послали воевать без именных жетонов. Кто бы как ни относился к текущим событиям, но возникает вопрос, как можно было послать людей на боевые действия, не обеспечив самым элементарным предметом, который стоит 10 гривен, но который позволяет определить, кто перед нами? С той войны много безымянных именно по этой причине - немцы были с жетонами, а советские солдаты без. Личность каждого второго-третьего немца мы можем установить, а "нашего" - лишь каждого десятого. Получается, мы сегодня даже в такой мелочи повторяем прошлые ошибки. Необходимо понимание этой проблемы и, пока есть время, украинских солдат нужно обеспечить личными жетонами.

- Из-за текущих поисков ваши проекты, касающиеся Второй мировой войны, затормозились?

- Мы старые проекты значительно сократили, потому что одновременно активно заниматься двумя делами не получается. Но мы их не забросили - помогаем коллегам, которые занимаются Второй мировой, хоть и в меньшем масштабе. Надеемся в следующем году вернуться к нашей основной деятельности. Но, из того, что я вижу уже сегодня, если заниматься поиском жертв нынешней войны качественно, то это будет длиться еще долго. Потому что мы-то "сняли" в Донецкой области там, где разрешено и более-менее безопасно работать, но в районах, где сегодня ведутся активные боевые действия, еще предстоит много работы.

К тому же, подозреваю, что остаются лежать ненайденными тела бойцов, погибших не на основном пути отхода войск. Например, во время расстрела колонны какая-то часть бойцов спешилась и на Источник: http://censor.net.ua/r315213чала уходить полями. Кто-то мог подорваться на растяжке, другого поймала пуля. А кого-то могли во дворе похоронить, но теперь очевидцы боятся говорить.

- Почему боятся?

- Бывают случаи, когда мы вроде и согласовали с той стороной наши действия, находим очевидца, с которым также все согласовано, он нам показывает могилку, а потом смотрит испуганно в глаза и спрашивает: "А меня не расстреляют за это?". Говорю ему: "Вы же доброе дело сделали, за что вас расстреливать?". "Ну мало ли чего", - отвечает.

И это не ново, потому что такие же ситуации мы встречаем по Второй мировой войне. Знаю не одну историю, когда человек только перед смертью признался детям, что взял грех на душу, похоронив в одной могиле немца и красноармейца. Потом всю жизнь не рассказывал об этом, боялся, что его могут убить за это как немцы, так и "наши".

Так и касательно текущей войны подобных случаев полно: видно, что человек знает какую-то информацию, но боится сообщить. Бывает, приезжаешь в село, а люди просто прячутся, дети испуганно убегают, смотрят на нас, как мышата из-за оградки, спросить о могилках не у кого. В общем, должно пройти время, чтобы найти по возможности останки всех погибших.

- Однако для этого нужно не только время, но и достаточное количество добровольцев-поисковиков. Как люди приходят к Вам?

- В большинстве своем человек становится поисковиком из-за сопереживания чужому горю и непринятия несправедливости. Ко Второй мировой у меня личные счеты - дед пропал без вести, до сих пор не могу его найти. И таких остались сотни тысяч. Сегодня мы рискуем повторить ошибки прошлого.