Вынужденный переселенец - в Украине к такой категории уже причисляют себя миллионы людей. У каждого своя история, своя трагедия. И вместе с тем это наша общая боль. Жительница оккупированного Скадовска (Херсонская область) Наталья рассказала "Думской", как жилось в городе, который захватили российские военные. В настоящее время женщина с семьей переехала в Одессу. Она попросила не указывать фамилию: опасается за мужа.
«У нас в городе не было стрельбы, не было взрывов. Сразу зашло много россиян и взяли город под контроль. У меня муж военнослужащий, а там если у тебя в семье военнослужащий, то тебя могут забрать, и больше никто не увидит. Ну или сильно избить. Они считают, что если мы за Украину или если у нас есть в семье военнослужащие, то мы нацисты или «бандеровцы». «Неонацисты» – их любимое слово. И тебя будут бить, пока ты с ними не согласишься, что ты такой.
На первых порах оккупации мы занимались волонтерством. Оккупанты не разрешали привозить медикаменты, не разрешали привозить продукты. Угрожали. У них медикаменты очень дорогие. И им это было невыгодно. Банкоматы не работают, в магазинах картой рассчитаться нельзя, работы нет. И поэтому они распространяли свои рубли.
Когда я уехала, то уже рубли 50/50 они ввели. Открыли свой центр занятости. Они забрали наши школы, садики. Учителя уволились, были вынуждены. Они увезли тех, кто согласился с ними сотрудничать, в Крым. Там они проходили «переквалификацию», накачку российской пропагандой – о том, что мы «бандеровцы», а Херсонщина якобы часть России.
В общем, с каждым днем становилось все тяжелее. Когда узнали, что у меня муж военнослужащий, он контрактник, нас начали искать. Не было выбора. Я понимала, что будут допрашивать, выяснять, где он. А я не знаю где! Но варианта сказать «не знаю» не было.
Решили выезжать, пока они не подали в свой розыск и можно было проехать блокпосты с сыном и котом. Мы оббежали соседей. Нашли человека с машиной и на следующий же день сидели на улице, ждали его. Он нас забрал. Ехали трое суток, потому что нас подолгу держали на блокпостах. Мы ночевали в селах, где нет света, газа, воды, не говоря уже про связь.
Ближе к параду («параду победы» в Москве, — Ред.) и после парада, я знаю, людей уже не выпускали. И до сих пор у нас две машины с медикаментами, мы отсюда уже отправляли, русские не пропускают. Просят взятку в тысячу долларов на блокпосту. Доезжаешь до следующего, а там снова вымогают ту же тысячу. Человек говорит, что там дал, а они: ну это ж там было. И по итогу могут еще и завернуть обратно вернуть.
Там остались мои родные. Связи практически нет, интернета нет. Русские раздают сим-карты, но они еще не работают – толком не наладили связь. Моя мама работает в строительном магазине, говорит, что они в приказном тоне запретили платить налоги и коммуналку в Украину. Сказали, пока не наладится, не платите совсем, а потом будете платить России. Люди пытаются выезжать.
Муж знает, что мы в безопасном месте. Мы занимаемся волонтерством. С помощью частных предпринимателей за сутки собрали 24 тыс. грн. Мы купили подразделению мужа шесть тактических наушников и форму.
Русский мир – это молчаливый террор и такая невероятная ложь и тупость. Наших голубей травили, считая, что они какие-то не такие. Девочки у нас слушали украинскую музыку, и их увезли и привезли через двое суток.
Я знаю, что Украина не забыла о Херсонской области. Раньше было такое мнение, но здесь я увидела, что военные готовятся нас освобождать».