Стереотип Голиафа

...— суковатую палку. Филистимлянский богатырь, сверкающий бронзовым панцирем, как майский жук крыльями, даже обиделся, завидев этого бомжа. «Что я пес, что ты лезешь на меня с палками? — будто бы спросил он и тут же добавил — Иди сюда, я отдам твою плоть птицам небесным!»

Но не успел оруженосец, перший за хозяином щит, подобострастно загоготать, как Давид вытащил из мешка булыжник и запустил его прямо Голиафу в череп. Великан рухнул, как мешок с песком. Давид, в несколько прыжков преодолев разделявшее их расстояние, добил лежачего его же собственным мечом. Израильтяне бросились в атаку. Филистимляне — яростно засверкали пятками, удирая с поля боя. Сказанное подтверждает — нет ничего опаснее стереотипа!

Подлинно страшное обычно имеет непритязательный вид. Ему незачем украшать себя дьявольской маской и потрясать над головой копьем «толщиной с ткацкий вал». Тем более издавать боевые кличи. Настоящий агрессор не проводит военных парадов. Он любит мирные конференции, с которых удаляется с обиженным видом, чтобы сообщить нации о печальной необходимости снова взяться за оружие. На него постоянно нападают. Он всегда только защищается. В результате хитрец умирает окруженный всеобщим почетом, оставив наследникам империйку, всосавшую в себя все окрестности, до которых только смогла дотянуться его «восстанавливающая справедливость» рука.

Звероподобные наполеоновские маршалы — ничто по сравнению со своим упитанным главарем, смахивающим по экстерьеру на итальянского производителя спагетти. Гитлеровские генералы, эти «символы прусской военщины», робели перед коротышкой-фюрером — двойником комика Чарли Чаплина. А Троцкий, заходясь в истерике, совершенно напрасно обзывал Сталина ничтожеством. Уютного вида Иосиф Виссарионович, попыхивая домашней трубочкой, достал своего соперника ледорубом аж в заокеанском Мехико! Вот вам и ничтожество...

Все мы — рабы стереотипов. Будь вежливым — учат в школе. А что делать тем украинцам, которые не получают вовремя зарплату? Изысканно изощряться в красноречии? Не лучше ли подстеречь директора завода прямо в аэропорту, когда он возвращается с кипрского пляжа, и допросить с пристрастием: «Каким это образом, шельмец, заводская база отдыха в Конче-Заспе оказалась записанной на твою лупоглазую дочку в то время, как в цехах мыши скребутся? Где обещанные акционерам дивиденды? И за какие шиши ты, нищий, пасешься на средиземноморском курорте?» Поверьте: такая «бестактность» мигом бы оздоровила экономическую обстановку в стране.

Есть личности, социальные группы и даже целые нации, узурпировавшие право на жалость. Стереотип велит воспитанному человеку проливать над ними крокодиловы слезы. Нигде в мире давно уже не угнетают негров. Наоборот, это они потихоньку начинают угнетать всех и вся — немножко в ЮАР, если верить популярному романисту Кутзее. Чуть-чуть — в Намибии, где без лишнего шума вырезали белых фермеров. Но рамки приличия рекомендуют в каждом из этих язычников видеть очередное воплощение дяди Тома из детской книжки — даже в той раскормленной харе, что каждый день скачет свой рэп по каналу MTV.

При этом я пасть порву любому, кто рискнет обвинить меня в расизме. Я обожаю мулаток! И мои сыновья, уверен, тоже будут их обожать. А мулаток невозможно разводить, не скрещивая белых мальчиков с черными девочками. Я всего лишь за точность формулировок.

«Нельзя называть их неграми», — поучала на очередном телешоу моего друга капитана Михайлика поднаторевшая в политкорректности киевская журналистка. — Правильно говорить — «афроамериканцы»!» — «А если он в Зимбабве родился, — ответил Михайлик, — его что «афроафриканцем» называть?» В конце концов, «niger» — по латыни просто «черный». А черное — это черное. Вот и все...

Каждый вечер по телевизору мне втирают новенькое об израильско-палестинском конфликте. Меня оглушают серией взрывов с той и другой стороны и забивают голову непонятными словами: «шахид», «интифада» и «дорожная карта Буша». Все это продолжается ровно столько, сколько я живу на свете. По крайней мере, в 1982 году, когда я еще носил пионерский галстук, мне тоже рассказывали о той же заварушке на Ближнем Востоке. Только другими словами. С тех пор ничего не изменилось. Разве что «телечучело» Ясира Арафата немножко постарело.

Делаю вывод: повышенное внимание мирового сообщества к этой проблеме совершенно не способствует ее разрешению. Давно пора просто оставить ее в покое. Мне надоело слышать, что израильтяне не имеют никаких исторических прав на Иерусалим и его окрестности, поскольку их бездомные предки во времена Моисея просто шлялись по пустыне в поисках земли обетованной.

В конце концов, у палестинцев на эту горячую точку тоже не больше прав. Их предки тоже где-то шлялись. Так пусть и те и другие решают свои вопросы самостоятельно. Не надоедая мировому сообществу. И не вгоняя его в смертную тоску. Это их болезненное, но все-таки внутреннее дело. Вроде деревенской драки. Достаточно просто приподымать раз в сто лет крышку над этой кипящей кастрюлькой и вежливо осведомляться: «Ну что, уже договорились? Ах, еще нет...»

У Голиафа были все шансы выиграть сражение. Нечего было сорок дней подряд выходить на поле, вызывая бойцов на поединок! Уже на третий день, когда желающих не оказалось, можно было переходить в наступление и разгонять морально подавленного противника кнутом. Но Голиаф, по-видимому, сам не очень хотел воевать — ему больше нравилось сверкать своими технически передовыми доспехами на парадах, эксплуатируя славу великого героя и... дожидаясь Давида с мешком булыжников.

Не бойся Голиафа!

Бойся стереотипа, утверждающего, что Голиаф — непобедим.