Как галичане развалили Киевскую Русь
24.09.2004 17:19
В выпущенной во Львове в 1934 году и неоднократно перепечатанной в Канаде "Історії для дітей шкільного віку" есть очаровательная картинка "Москалі руйнують Київ". На ней бородатые олухи в островерхих шлемах живописно режут, хватают за патлы и насилуют несчастных киевлян. Сердце кровью обливается.

Но почитав текст под картинкой, начинаешь искренне хохотать - оказывается, что "руйнують" они в 1169 году, когда никаких "москалей" еще в природе не существовало, а сама Москва едва прописалась на страницах истории. Ее и упоминают-то впервые в летописи всего двадцатью двумя годами ранее как крошечный городишко суздальского князя Юрия Долгорукого. По значению это было что-то вроде нынешнего райцентра. Поэтому писать, что в 1169 году "москалі руйнують Київ" - то же самое, что предположить, что для столицы нынешней Украины представляет опасность банда свинокрадов из каких-нибудь Кобеляк.

Зато как-то позабылось, что на самом-то деле Киевскую Русь развалили именно галичане - те самые прославленные Роман и Данило Галицкие и еще несколько колоритных личностей, предшествующих им. "Але українська держава не пропала через те, що Київ був знищений, - пишет уже упомянутая "Історія для дітей...". - Вона проіснувала ще потім з двісті літ. Тільки її ядро пересунулося на захід".

Ясно, что ни с того ни с сего государственные ядра не двигаются. Двигают их исторические персоны. Причем обычно с сепаратистскими замашками. В XII веке Галич как раз и являлся таким ядром местного сепаратизма.

Под власть Руси эти земли попали поздно. Поначалу Киев соперничал за них с Польшей. Соперничал с переменным успехом, пока в конце X столетия Владимир Святой не отобрал их в составе так называемых "червенских городов". Отсюда и другое название Галичины - Червонная Русь. Столицей ее, кстати, сначала был не Галич, а Перемышль.

В начале XII века тут завелся необыкновенно вредный, пакостный и удачливый князь - отдаленный потомок Владимира Святого, приходившийся ему прапраправнуком. Носил имя Владимирко и, подобно Евгению Онегину, приходился "наследником всех своих родных". Те не отличались особой живучестью и мерли с завидной частотой. Жадный Владимирко радостно пригребал к себе их осиротевшие земли и вскоре оказался самым крепким князем в Галичине. Только последний родич - звенигородский князь Иван - не хотел умирать. Тогда Владимирко просто согнал его с удела, вынудив податься в бродячие разбойники.

Став единственным князем большого шмата земли, Владимирко перенес свою столицу из Перемышля в Галич. Сделал он это потому, что Перемышль лежал на западной границе Галичины, а Галич - строго посредине. Отсюда было проще стричь подконтрольные территории.

Дальнейшая политика Владимирка была проста - кто бы ни утверждался в Киеве, он считал его своим заклятым врагом и, как мог, подгрызал центральную власть. В 1139 году киевским князем стал Всеволод Ольгович. Но Владимирко не считал его "за человека" и гнул свою линию на фактическую независимость от столицы Руси.

Всеволод собрал мощную коалицию князей, пригласил в помощь половцев и отправился на галицкого сепаратиста в поход. Устоять перед такими силами Владимирко не смог и под Перемышлем проиграл решающую битву. Но он был такой богатый и хитрый, что уговорил киевского князя помириться, уплатив 1400 гривен откупа (около 70 кг серебра). Забрав "налог", Всеволод убрался в столицу, а Владимирко - на охоту.

В принципе, он дешево отделался. Денег у него было много. Днепровский торговый путь перекрыли половцы, от чего Киев постепенно слабел. Зато галичане держали под контролем всю торговлю по Днестру, немыслимо обогащаясь на транзите между Византией и Западной Европой.

Но Владимирко был такой жадный, что его ненавидели собственные бояре. И та охота чуть не стала для него роковой. Пока князь-паразит гонялся где-то под Тисменицей за диким зверьем, галицкая знать потихоньку передала власть его двоюродному брату - Ивану Берладнику - тому самому живучему родственнику, которого Владимирко некогда выжил из его удела.

Узурпатор вернулся с охоты и застал ворота Галича на замке. На стенах радостно гоготали сторонники враждебной партии. Но Владимирко упорно боролся за свое "рабочее место". Единственное, что он умел - это собирать мыто с проплывавших по Днестру купцов. Как он мог позволить лишить себя такого удовольствия?

Осада продолжалась три недели. Наконец, на Масленицу 1145-го князь-изгой вернул себе любимый город и, как пишет автор Ипатьевской летописи, "войдя в Галич, многих людей порубал, а других казнил казнью лютою". Иными словами, вояки его отличились при штурме, и в результате последовавших за ним обдуманных репрессий.

Уследить за логикой событий середины XII века потрясающе трудно. Тем более описать в русле хоть какой-нибудь исторической концепции. По сути Русь представляла собой просто скопление деморализованного народа, который делили князья из расплодившегося рода Рюриковичей. Ведь все эти Владимирки, Всеволоды, Иваны Берладники - хоть и дальние, но родственники. Все они потомки великого князя Владимира Святого. Но земли для них не хватает, так как каждый оставляет многочисленных наследников. Перманентная гражданская война между князьями превращается просто в факт повседневного быта - такой же, как дождь, слякоть и падеж скота. Паны бьются - у мужиков чубы трещат. Но уж никак не вписывается этот мутный хаос в схему "украинцы против москалей". Не вписывается хотя бы потому, что лучшим союзником галицкого Владимирка в борьбе против Киева становится суздальский Юрий Долгорукий. Да-да! Тот самый, трижды проклятый авторами бесчисленных историй для детей "основатель Москвы".

Партнерство их настолько крепко, что Юрий Долгорукий даже отдает за сына Владимирка - Ярослава Осмомысла - свою дочь. Два провинциальных князька семейными узами скрепляют свой союз против Киева.

А в Киеве новый суверен - внук Владимира Мономаха - Изяслав. Сначала он разбивает суздальского Юрия, а потом галицкого Владимирка. Причем разбивает так, что тот готов на все, на любой выкуп. Лишь бы ему сохранили жизнь. Даже умоляет союзника Изяслава - венгерского короля Гейзу - замолвить за себя словечко. "Просите короля, - говорит он своим послам. - Пусть не выдаст меня Изяславу".

К Изяславу хитрый галичанин тоже шлет посольство со словами: "Брат! Я кланяюсь тебе и каюсь за свою вину, потому что виноват я. Ныне же, брат, прими меня к себе и прости меня..." И, как ни странно, прощелыгу в очередной раз прощают! Все садятся пировать в шатре у венгерского короля, а к Владимирку отправляют гонца с крестом, который тот на радостях целует, присягаясь быть вечно преданным киевскому князю. По условиям мира, он должен вернуть все захваченные у киевлян города и признать себя вечным вассалом Изяслава.

Но как только войска расходятся по домам, Владимирко забывает о крестном целовании. Ипатьевская летопись сохранила нравоучительный рассказ о киевском после, боярине Петре Бориславиче, который напомнил галицкому сепаратисту о нарушенной присяге: "Княже! Ты крест целовал!" В ответ Владимирко только ехидно ответил: "Вот этот маленький крестик? Иди отсюда и езжай к своему князю!"

Но стоило Петру Бориславичу выехать с княжьего двора, как Владимирка разбил паралич. "Ой! - только и успел сказать клятвопреступник, выходя из церкви Спаса, где отстоял вечерню. - Кто-то ударил меня в плечо". И рухнул без сил. В тот же вечер хитрец скончался.

Перепуганный Ярослав Осмомысл вернул киевского посла и подтвердил свою зависимость от столицы империи. Божье чудо на полвека отдалило развал Руси. Но после смерти Ярослава Осмомысла и пресечения его рода новая династия галицких князей снова подняла знамя борьбы против Киева.