Черчилль: От Виктории до виктории
26.01.2015 11:10
Полвека назад ушел из жизни Уинстон Черчилль. Он был всего на четыре года моложе Ленина. Толстопузый, в цилиндре, с бульдожьим выражением лица и сигарой в зубах, Черчилль так похож на карикатурное изображение буржуя, что непонятно: то ли карикатуру рисовали с него, то ли он сам подделался под карикатуру. Он происходил из древнего рода Мальборо, но отец его был лишь третьим сыном герцога, и потому не унаследовал ни состояния, ни титула. Мать была американкой, а прабабка, согласно семейной легенде, – из племени ирокезов. Этим экзотическим происхождением Черчилль ужасно гордился и однажды сказал: «Я сам – союз англоязычных стран».

Он не слишком преуспел в учебе, не имел ни вкуса, ни желания заниматься экономикой и не стал выдающимся военачальником. Его призванием была публичная политика. Когда Черчиллю удавалось овладеть вниманием аудитории, его ноздри раздувались азартом. Но природа сыграла с ним злую шутку: он сильно шепелявил, и ему, как Демосфену, стоило немалых трудов исправить дикцию. Черчилль стал выдающимся оратором.

Из-за преодоленного дефекта речи часто впадал в мелодекламацию, но могучая харизма и литературный дар искупали манеру провинциального трагика.

Черчилль – вероятно, чемпион по числу приписываемых ему цитат. Одна из них звучит так: «Если вы не либерал, когда вам 25, у вас нет сердца. Если вы не консерватор к 35 – у вас нет ума».

Черчилль не мог сказать этого просто потому, что сам был консерватором в молодости, а в 35 лет стал либералом. Партийная принадлежность для него не имела особого значения. Он не был идейным политиком. Он был прирожденным лидером.

В 1931 году в Нью-Йорке Черчилль попал под машину, потому что по английской привычке, переходя улицу, посмотрел сначала направо, а потом налево. Американские и британские авторы сочинили по этому поводу немало опусов в жанре альтернативной истории – считается очевидным, что без Черчилля история пошла бы другим путем.

Черчилль растопырил пальцы буквой V – и стал автором общеупотребительного жеста. В этот жест уместилась вся его жизнь: от Виктории-королевы до виктории-победы

Он сделал бы блестящую карьеру и в мирное время. Но война превратила его в вождя нации. 29 сентября 1938 года Невилл Чемберлен и Эдуард Даладье подписали в Мюнхене соглашение с Гитлером и Муссолини, ставшее смертным приговором демократической Чехословакии. Чемберлен вернулся в Лондон триумфатором.

Обращаясь к ликующей толпе из окна своей резиденции на Даунинг-стрит, премьер возвестил: «Я верю, что мы будем жить в мире». В Палате общин нашелся единственный человек, сказавший: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение».

Человеком этим был Черчилль. После этих слов ему пришлось сделать паузу, потому что в зале поднялась буря негодования.

Для Сталина Черчилль был, вероятно, самым сложным партнером из всех. После фултонской речи о «железном занавесе» Черчилль стал для советской пропаганды главным воплощением врага.

Сегодня он остается классическим западным русофобом, которые, если послушать президента России, только и мечтают завоевать, расчленить и поработить Россию.

Но, несмотря на все усилия агитпропа, сделать из него пугало не удается. В народном восприятии Черчилль превратился в фольклорный персонаж, героя бесконечных анекдотов и баек, в которых его образ явно согрет симпатией рассказчика. Вот, к примеру, история о визите Черчилля в Москву летом 1942 года:

«Беседа не клеилась. «А не выпить ли нам?» – спросил отец народов. В ответ Черчилль предложил пари: кто больше выпьет, того и правда. После четвертого граненого стакана премьер-министр свалился под стол. Иосиф Виссарионович повернулся к Молотову и сказал: «Что, Вячеслав, думал, Сталин родину прос**т?»

Самое смешное, что, по свидетельству переводчика Сталина Валентина Бережкова, так оно почти все и было на самом деле, только Черчилль под стол не падал. Но с напившимся в стельку премьером сцена смотрится гораздо человечнее.

В другой истории Черчилль жалуется Сталину, что вкус его любимого армянского коньяка испортился, и тем спасает от лагеря уже арестованного коньячного мастера. На самом деле любимым коньяком Черчилля был французский Hine – но придумано ловко, особенно то, что Черчилль не узнал о своем благодеянии.

А вот еще анекдот, тоже на алкогольную тему. Однажды Черчилль оказался на званом приеме рядом с англиканским священником. Подошла официантка с подносом напитков. Черчилль взял стакан, а священник молвил: «Я скорее совершу грех прелюбодеяния, чем возьму в рот спиртное». «Мадемуазель, вернитесь! – окликнул официантку Черчилль. – Я не знал, что у нас есть выбор!»

Он продолжает интриговать публику и после смерти. На бронзовую лысину его лондонского памятника никогда не садятся птицы. В одних источниках сказано, что на лысине имеются острые шипы, в других – что по статуе пропущен электрический ток, третьи опровергают и то, и другое.

Одно известно точно: при жизни сэр Уинстон категорически заявлял, что лучше пусть совсем не будет памятника, чем такой, на каком справляют нужду голуби.

В 1940 году, в самый отчаянный для Англии момент войны, Черчилль растопырил пальцы буквой V – и стал автором общеупотребительного жеста. В этот жест уместилась вся его жизнь: от Виктории-королевы до виктории-победы.

Владимир Абаринов, вашингтонский обозреватель Радио Свобода