В ноябре 1918 года закончилась Первая мировая война. Победившие в ней страны Антанты решили наказать поверженного противника — Германию. На Парижской мирной конференции представители Франции, Великобритании и их союзники обязали немцев выплатить им репарации в сумме 132 млрд золотых марок по довоенному курсу, что в два раза превышало общий национальный доход Германии.
Также победители передали часть территории поверженной империи соседям, отобрали у нее колонии, конфисковали германский торговый флот и фактически запретили вооруженные силы. Кроме того, немцы согласились с тем, чтобы в Рурской области — самом индустриально развитом регионе страны — не производилась продукция, которую можно было бы использовать в военных целях.
Германия превратилась из империи в Веймарскую республику, кайзер Вильгельм II бежал в Голландию, и страной начали руководить часто менявшиеся правительства, что мало способствовало экономическому росту.
С РАБОТЫ С ЗАРПЛАТОЙ: Немцы в начале 1920-х получали зарплату, которая едва помещалась в рюкзаки и чемоданы. На пике инфляции в банки за деньгами приходили с сундуками/Фото: AKG images, Bundesarchiv
Одна из самых развитых стран мира оказалась в глубоком кризисе. Чтобы отдавать долги, германское руководство начало массово печатать деньги, надеясь покупать иностранную валюту. Однако рынок отреагировал моментально: цены на продукты в первые послевоенные годы в среднем поднимались вдвое каждые 49 часов.
Через три года после окончания войны Берлин заявил, что ему нечем платить репарации и перестал по ним рассчитываться. Страна погрузилась в невиданный прежде экономический кризис.
Начало кошмара
Осенью 1922 года барселонская газета La Veu de Catalunya командирует в Берлин своего репортера Эужени Шаммара. Он почти ежедневно отправлял на родину корреспонденцию об экономическом крахе, который переживала Германия.
Сообщал, что каждую неделю дорожают транспорт, говядина, театры и школы, газеты и парикмахерские, сахар и шпик. По его наблюдениям, никто не знал, насколько хватит имеющихся денег, и люди жили в постоянном беспокойстве. Немцы, как убедился репортер, не думали ни о чем, кроме еды и напитков, покупки и продажи.
«Во всем Берлине обсуждают лишь курсы доллара, марки, цены… Вы видели что‑то подобное? Не обольщайтесь. Лично я закупился колбасой, ветчиной и сыром на полмесяца вперед»,— писал Шаммар.
О степени обрушения покупательной способности марки можно судить по ценам на хлеб. В декабре 1922 года 1 кг этого продукта первой необходимости стоил около 130 марок, а годом позже — свыше 300 млрд.
Гиперинфляция, вызванная необходимостью выплачивать гигантские суммы победителям и включенным на полную мощность печатным станком, породила множество реальных историй, которые прежде показались бы сатирической выдумкой. Например, о том, как немецкая семья продала дом с тем, чтобы уехать в Америку.
САМАЯ ДОРОГАЯ: Банкнота в 100 трлн марок была самого высокого номинала. В 1923-м ее можно было поменять всего на $23. Сейчас такая купюра — раритет. Коллекционеры готовы отдать за нее $2500/Фото: AKG images, Bundesarchiv
Но в гамбургском порту потенциальные мигранты узнали, что вырученных денег на рейс в Штаты уже не хватает. Или о том, как посетители кафе, заказывая две чашки кофе за 5 тыс. марок каждая, получали счет на 14 тыс.— за время, прошедшее между заказом первой и второй чашки, цена напитка вырастала.
Современники тех событий рассказывали, что официанты в ресторанах каждые полчаса становились на стол и выкрикивали новые цены.
Люди ходили в банки за зарплатами сначала с чемоданами, позже с сундуками. Тратили все сразу же, так как через неделю на полученные деньги едва ли можно было что‑то купить.
Обесцененные пачки банкнот отдавали детям для игр. Некоторые немцы вместо обоев обклеивали стены своих жилищ марками.
ТОВАР —ДЕНЬГИ: Очередь за билетами в цирк. Зрители расплачиваются продуктами/Фото: AKG images, Bundesarchiv
Окно возможностей
Перед войной за доллар в Германии давали 4,20 марки. В начале 1920‑го — 50 марок. Через три года $1 стоил уже 4,2 трлн марок.
Все понимали, что проигравшая в войне страна не может быть богатой и иметь успешную экономику. Однако масштаб германского коллапса приводил в недоумение экономистов и политиков всего мира.
Британский посол в Берлине лорд Эдгар д’Абернон критиковал денежную политику Германии: «Управляющий рейхсбанком Хафенштейн, хотя честен и прям, отличается невежеством и упрямством… Он, очевидно, считает, что падение германской валюты никак не связано с гигантским ростом массы бумажных денег, и приводит в действие печатный станок, не сознавая катастрофические последствия таких действий».
Помимо государственного Печатного двора, изготовлением банкнот занимались еще 130 предприятий. Для работы 1783 печатных прессов иногда не хватало бумаги или краски. Нули на купюрах порой просто доштамповывали.
Однако несмотря на кризис, в 1922 году наметился даже рост экономики. Безработица сократилась до 1 %. Толстосумы, у которых накопилось достаточно золотых (а не бумажных) марок или крупные суммы в иностранной валюте, начали инвестировать эти средства в предприятия.
В итоге промышленность выросла на 20 %. В малопрогнозируемой ситуации с бумажными ассигнациями вложения в промпроизводства выглядели надежной инвестицией.
ГОРДЫНЯ НУВОРИША: Выставочный зал компании Хуго Штиннеса в Кельне. В период инфляции предприниматель за счет валютных спекуляций разбогател настолько, что купил 3 тыс. заводов и 4,5 тыс. компаний/Фото: AKG images, Bundesarchiv
Металлургический магнат Хуго Штиннес, продававший за рубеж свою продукцию за валюту, разбогател настолько, что за короткое время скупил и основал 3 тыс. заводов и 4,5 тыс. компаний.
Певец Александр Вертинский в то время как раз жил в Берлине. В своих мемуарах он писал, что сперва за доллары спекулянты скупали отдельные дома. Когда марка достигла своего минимума, они приобретали недвижимость кварталами. Так, знакомый Вертинского — одессит Илья Гепнер, занявшийся в Германии бизнесом,— всего за $1 тыс. купил несколько домов и берлинский парк развлечений.
Дешевая по сравнению с долларом, фунтом или франком марка помогала развиваться отраслям, направленным на экспорт. «Смазка инфляции,— так говорил об этом явлении берлинский историк экономики Карл-Людвиг Хольтфрерих,— способствовала возрождению частного бизнеса».
В начале 1920‑х годов в Германию хлынул поток иностранных туристов. Англичане или французы, которые до войны и подумать не могли о подобном, теперь посещали дорогие берлинские рестораны, занимали номера в лучших отелях, покупали ценные сувениры, ездили по немецким железным дорогам первым классом. Более богатые иностранцы инвестировали в акции германских предприятий, в городскую недвижимость, в предметы искусства и старины.
Лени Рифеншталь, которая через десять лет станет главным режиссером нацистской Германии, в 1923 году ездила по стране с концертами. За $1 ее труппа сняла зал в Мюнхене, а также провела успешную рекламную кампанию.
От бумаги к золоту
Когда в 1923 году берлинские власти объявили Франции, Бельгии и США, что им нечем платить по репарациям, союзники заняли Рурскую область. В этом регионе добывалось 80 % германского угля и проживало 10 % населения Германии. Французские военные взяли под контроль шахты и конфисковали весь добытый уголь. Курс марки опустился до самого низкого уровня.
Инфляцию удалось остановить благодаря денежной реформе, проведенной главой рейхсбанка Ялмаром Шахтом — тем самым, который позже войдет в правительство фюрера Адольфа Гитлера и станет одним из организаторов военной экономики страны. Шахт предложил ввести новую валюту — рентмарку. Ее меняли в соотношении 1 к 1 трлн. А рейхсбанк перестал печатать новые бумажные деньги без надобности — инфляция остановилась.
Для рядовых жителей Германии это стало облегчением. А вот многие магнаты из‑за этого даже разорились. Так, рухнула внезапно возникшая империя Штиннеса — у него не хватало банкнот на зарплату своим многочисленным работникам.
К тому времени представители Антанты смягчили условия послевоенных репараций для Германии. Экономика стала более устойчивой, и на место разорившихся местных скоробогачей пришли солидные американские бизнесмены: за шесть лет, с 1924 по 1930 год, они заняли Веймарской республике около $7 млрд.
Промышленное производство, долги которого сгорели в пламени инфляции, также стало получать миллиардные кредиты на модернизацию. Немецкая экономика во всех своих секторах стала расти быстрее, чем вся остальная Европа.
Успокоенная страна примерно на пять лет — до 1929 года — погрузилась в период, который позже назовут золотыми двадцатыми. Но это золото быстро обесценится — в мире случится экономический кризис, а в Германии к власти придут нацисты.