…об их нелегитимности. Тем не менее, ведущая автономную жизнь земля на Днестре существует и с этим приходится считаться. Редакция From-UA попытается с помощью серии публикаций, без симпатий ко всем сторонам затянувшегося конфликта, разобраться, что же происходит у границ Украины, чем это нам грозит и как с этим жить.
Кривые зеркала
Приднестровье – «ничья земля», затерявшаяся где-то в прошлом, в СССР, и блуждающая вдали от Украины, между Молдовой и Россией. Отчасти – экзотика, интерес к которой просыпается лишь изредка и ненадолго. Отчасти – безнадежные, Богом забытые задворки, притом неизвестно даже чьи... Именно таким видят Приднестровье большинство жителей Украины, даже жители близких к нему областей. И совершенно напрасно.
Потому что на этих задворках уже много лет идут очень любопытные процессы, последствия которых не сегодня-завтра могут ощутить все граждане нашего государства. Ведь Приднестровье, картинно «идущее в Россию», находится совсем рядом, его столица – Тирасполь – всего в 100 километрах от Одессы.
Иной вопрос, что процессы эти сразу не видны. Они идут тихо... и даже не то чтобы втайне, а скорее в тени. Чтобы понять их и оценить возможные последствия, нужно знать и понимать Приднестровье – очень своеобразный и очень «узловой» регион: то ли уменьшенную модель нашего общего и притом совсем недавнего тоталитарно-советского прошлого, то ли зернышко, из которого того и гляди прорастет что-то интересное и неожиданное. И вот когда прорастет, тогда-то вчерашние задворки и окажутся в центре внимания. Только бы зернышко не оказалось вдруг зубом дракона из легенды о Золотом руно... Не лучше ли, от греха, присмотреться к Приднестровью загодя?
Молдова и Приднестровье – воюющие сиамские близнецы. Враждуя, чтобы выжить, и живя, чтобы ненавидеть, две диктатуры на двух берегах Днестра обретают в противостоянии смысл существования. Примирение едва ли возможно, в нем для обеих сторон куда больше опасности чем, в любом, самом крайнем обострении конфликта; падение одного режима обрушит и другой, лишив его последней опоры. Основные посредники тоже вовсе не беспристрастно объективны – напротив, они люто соперничают друг с другом.
Ни одна из сторон до сего дня не смогла «продавить» устраивающий ее вариант урегулирования, а компромисс едва ли возможен как таковой. Равнодействующая этих сил способна лишь удерживать ситуацию в «тлеющей» фазе, загоняя Кишинев и Тирасполь все дальше и дальше в тупик взаимного неприятия. Оба режима, в равной степени тоталитарные, подобно двум одноименным полюсам магнита, испытывают сильнейшее отталкивание.
Как это началось
С началом обвала СССР и моды на суверенитеты, сотни средней руки вчерашних директоров и партсекретарей в одночасье ощутили себя феодальными сеньорами, полновластными хозяевами своих владений. Ощущение было сильным и приятным. Очень захотелось, чтобы праздник никогда не кончался. Не всем претендентам удалось удержаться на волне – но некоторым удача улыбнулась особенно широко...
Разумеется, вслух удачливые сеньоры об этом не говорили. Вслух, для общего пользования, они рассуждали – и рассуждают поныне – исключительно о вечном и духовном. О великой истории и славных предках. Об особом цивилизационном пути. О возрождении нации. О геополитике, ясное дело, они тоже говорят. О воле и духе народа. О свободе и о жертвах, которые придется принести во имя нее, и, конечно же, о преодолении проклятого прошлого. Еще очень часто говорили и говорят о Боге и о морали. Некоторые из этих новых феодалов первое время, до того, как дорвались до больших денег, даже сами иногда верили в то, что говорили, но потом это у них быстро прошло.
Когда наговорили много – достаточно много для того, чтобы прикрыть словами войну, кровь и грабеж – тогда начали убивать, воевать и грабить. Во имя высших ценностей,
разумеется. А пока рядовые той войны, барахтаясь в крови и дерьме, сражались друг с другом, генералы поделили добычу. Все прошло нормально – то есть так, как всегда и бывает в таких случаях. Дележ, в целом, удался.
А вот с государственным строительством дело как-то не пошло, не задалось оно, причем, на обоих берегах. Что, впрочем, тоже понятно: государству, для укоренения в истории, требуются основания посерьезнее, чем коммерческий интерес узкой группы лиц. Но ни Молдова, ни Приднестровье не имели таких оснований.
Два берега реки
Что такое правобережная Молдова? Кусок земли, слишком много раз переходивший из рук в руки, в итоге оказался как бы ничьим, не привязанным прочными узами ни к кому. Конформизм, готовность с легкостью сменить хозяев, убеждения, даже язык, готовность принять любую форму и любую роль при полном отсутствии собственного лица – вот что стало основой национального характера бессарабского молдаванина.
Вернейшие из нацменов, молдаване в СССР старательно мимикрировали под «настоящих советских», меняя фамилии на русские и демонстративно пренебрегая своими корнями и языком. Трудно было в те годы услышать больше пренебрежительных замечаний о молдаванах, их образе жизни и молдавском языке, чем от вчерашнего жителя глухого молдавского села, перебравшегося в Кишинев.
С той же легкостью – когда СССР зашатался – бессарабские молдаване отбросили прочь советский период своей истории. Увидев, что хозяйская рука Москвы разбита параличом, кишиневская элита поспешила оплевать ее, затоптав в грязь недавнее прошлое, демонстративно воспылав чувствами к «запрутским братьям» и объявив себя 100%-ными румынами. Конечно, подобное тогда случалось везде, и бывшие сочинители од в честь гениального Ленина заняли места не только в молдавском парламенте, но и в Верховной Раде. Но, пожалуй, нигде, кроме Молдовы, этот процесс не был столь быстрым, столь массовым и столь циничным.
А что такое левобережное Приднестровье, как не живой лоскут Украины, вырезанный из нее Сталиным?
Сначала была политическая игра, начатая в Кремле для возврата территорий бывшей Российской Империи, оккупированных Румынией в 1918 году. В ходе этой игры 12 октября 1924 г. появилось постановление ЦИК УССР, которым из части территории Балтского и Одесского округов Одесской губернии и Тульчинского округа Подольской губернии была образована Молдавская Автономная Советская Социалистическая Республика. Границей МАССР на западе и юго-западе была объявлена линия рек Прут и Дунай. Таким образом, в состав МАССР формально входила и оккупированная в то время Румынией Бессарабия.
Конечно же, МАССР была чисто пропагандистским ходом, а ее левобережная часть – витриной советского образа жизни, специально выстроенной для правого берега. Рекламировать жизнь в СССР на правом берегу было совсем не сложно – румыны, оккупировавшие Бессарабию, по свойственному этой нации обыкновению, вели себя в ней в точности по анекдоту про румынскую поваренную книгу, в которой все рецепты начинаются одними и теми же словами: «украдите кастрюлю». Одновременно с этим Румыния активно колонизировала Бессарабию, переселив в нее десятки тысяч семей из «исконно румынских» районов страны.
Помимо пропаганды, никаких реальных оснований для создания на территории Украины молдавской автономии не существовало. Но действительность быстренько подогнали под идеологические нужды – и даже молдаване были изысканы в требуемом количестве из числа сознательных товарищей, согласно спущенной из центра разнарядке. Как это делалось в те времена в СССР, рассказывать, наверное, не надо. Особо интересующихся отсылаю к статистике: к проценту молдавского населения, проживавшего на территории нынешнего Приднестровья в 1913 году, до образования МАССР, сразу после него и несколько лет спустя...
В 1940 году, после возвращения захваченных Румынией российских территорий в состав СССР и уже безо всяких консультаций с Украиной, исключительно волевым решением, спущенным из Москвы, МАССР преобразовали. Северную часть вернули в состав административных единиц Украины. К Украине же отошла и часть районов, возвращенных из-под румынской оккупации. А вот нынешнему Приднестровью повезло меньше – его, напротив, оторвали от Украины окончательно и объединили с Бессарабией, слепив из них «Молдавскую ССР», просуществовавшую до 1990 года – до выхода из ее состава «самопровозглашенной» ПМССР, позднее – ПМР: Приднестровской Молдавской Республики.
Все эти годы – все 50 лет, Приднестровье было в Советской Молдавии совершенно инородным телом. Конечно, рознь между правым и левым берегом, по принятой в СССР практике, старались приглушать и не замечать, но рознь была реальна, она зрела, и она вышла наружу в период «парада суверенитетов». После чего Приднестровье, совершенно естественно, пошло собственным, отличным от Молдовы путем.
Была ли это воля народа – тогда, в 1990 году, когда Приднестровье, собрав чрезвычайный съезд депутатов всех уровней, объявило о выходе из состава Молдовы? Да, несомненно, была. Два искусственно соединенных куска земли, с разной историей и очень разным, несмотря на формальное сходное по национальному составу, населением, всегда испытывали взаимное отталкивание и неприязнь. Жители Приднестровья, отторгнутые от Украины, всеми правдами и неправдами стремились обратно в нее и чувствовали себя чужими на правом берегу, в Бессарабии. Бессарабцы платили «левобережным» неприязнью и презрением. Исключение составляли город Бендеры и несколько правобережных сел, оказавшихся по духу вполне приднестровскими, и несколько молдавских сел на левом берегу, «приросших» к Молдове. К слову говоря, нынешний президент Молдовы Владимир Воронин – уроженец одного из этих левобережных сел.
Две независимости в одном тупике
Увы, отрекшись от советского наследия и взяв курс на Румынию, Молдова тут же провалилась между двумя стульями. Попытка «вернуться к историческим корням» обнаружила лишь отсутствие оных. Сменявшие друг друга маски прикрывали одну и ту же пустоту – безликость и несамостоятельность правителей Молдовы, растерянность и деградацию ее «низов». В итоге, не пристав ни к «цивилизованной Европе», ни к «братской Румынии», не сумев (пока, во всяком случае, не сумев) и вновь отдаться «братской России» – под покровительство и на прокорм, Молдова, обворованная и разоренная, вернулась к тому, от чего рвалась было «к свободе» в 1989-91. Бессарабов вернули под власть все той же партноменклатуры, притом наихудшей ее части – наиболее косной, криминализированной и безответственной.
Лишенная опоры, искусственная молдавская государственность балансирует на грани развала. Ее, с грехом пополам, кое-как держат на плаву несколько факторов. Во-первых, это массовый отъезд активной части населения. Вкупе с набирающим обороты механизмом полицейских репрессий, он позволяет удерживать под контролем ситуацию внутри страны, не допуская социального взрыва, однако призрак его, похожий на призрак коммунизма, но гораздо голоднее и злее, непрерывно маячит на политическом горизонте. Во-вторых, встречные претензии России, ЕС и Румынии: первых двух – на региональное лидерство, а последней – на поглощение Молдовы, которую в Румынии считают «отторгнутой территорией».
К слову, такими же «отторгнутыми территориями» считают в Бухаресте и некоторые области Украины – все то, что было хапнуто в 1918 и удерживалось до 1940, когда украденное попросили вернуть... Румынским аппетитам противостоят кишиневские политические элиты, которым уход в Румынию не сулит ничего хорошего – они просто сойдут со сцены, не выдержав конкуренции не то что на общенациональном, но даже на региональном уровне. Вся эта сложная конструкция колеблется в неустойчивом равновесии, напоминая акробата-эксцентрика, стоящего на целой колонне катающихся друг на друге цилиндров. Один из таких «цилиндров» – вялый конфликт на Днестре. Выдерни его резко – и акробат, скорее всего, просто не устоит.
Что же до ПМР, то ее власти, надо признать, в своих подходах к построению государственности всегда проявляли больше прагматизма и скепсиса, чем их молдавские коллеги-враги. Им не кружило головы нежданно-негаданно подаренное «международное признание», свалившееся на Молдову, как упавший с небес слиток золота. Последствия этого падения до сих пор мешают вчерашним партсекретарям, переставшим ощущать на плече руководящую длань Москвы, адекватно оценить ситуацию.
В отличие от них, приднестровские лидеры, провозглашая на словах стремление к независимости, всегда желали, и желают по сей день, только твердых гарантий для себя. Под эти гарантии они всегда были готовы отдаться кому угодно: Молдове, России, Украине. Иной вопрос, что договориться им пока что не удавалось ни с кем – но при этом и реализоваться как государство Приднестровье тоже не смогло. Ему, как и Молдове, в идейном плане оказалось не на что опереться. Ну, кроме разве что ностальгии по жизни в СССР и вечной темы молдавской агрессии 1992 года, инициаторами которой были объявлены «румынские националисты».
Эта, прямо скажем, хлипкая, основа приднестровской государственности за прошедшие полтора десятилетия изрядно себя изжила и ныне впала в глубокий кризис. Ее раздирают на куски внутренние противоречия. Замалчивание неудобных фактов плюс прямая ложь позволили в начале 90-х создать в сознании приднестровцев какое-то подобие государственной доктрины – но декорации давно истлели и разваливаются на куски буквально на глазах. Те же «румынские националисты» в роли вдохновителей агрессии 1992 года смотрятся крайне неубедительно – будто наспех вырезанные из картона. Что, впрочем, и не удивительно, поскольку весь «румынский национализм» был лишь маской, поспешно напяленной старыми функционерами КПСС, а карательные акции, организованные Молдовой против взбунтовавшегося Приднестровья, наследуют отнюдь не румынской политике 1917-18 годов.
Расстрелы мирных жителей Дубоссар и Бендер, минометные обстрелы дубоссарских жилых кварталов – по площадям, чтобы вселить ужас в местных жителей, дикая и бессмысленная бойня в Бендерах – вовсе не экспортный товар, завезенный из Бухареста. Это все родное, советское, это – прямое продолжение внутренней политики СССР, пятнадцатилетняя годовщина развала которого вызвала недавно очередную волну «державно-имперских» соплей. Их ближайший аналог – те же события в Новочеркасске 1962 года, а полумифические «румынские националисты» выступали тут просто как ряженые!
Вот только увидеть это родство ни в Кишиневе, ни в Тирасполе не хотят, подменяя реальность мифами: о «румынском национализме», с одной стороны, и об «имперской политике России» (это в 89-92 годах-то!) – с другой. Что, впрочем, тоже понятно – освобожденный от идеологической шелухи анализ событий 1989-92 годов еще и сегодня смертельно опасен как для тираспольских, так и для кишиневских политических элит. Ни на одном из берегов еще не сменились поколения политиков, и там и там по большей части правят бал выходцы из старой партийно-хозяйственной номенклатуры, из МВД и КГБ, из верхушки комсомола... Да и младое политическое племя, представителей которого можно буквально пересчитать по пальцам – тоже по большей части сыновья все тех же древних рептилий эпохи «развитого социализма», притом не только в кровно-родственном, но и в идейном плане.
Конфликт между партийными кадрами ЦК КПМ и левобережным директоратом – вот что заложило полтора десятилетия назад основу противостояния на Днестре. А убежденность,
привитая тем и другим в рамках советской системы, святая вера в свое феодальное право владеть и управлять «быдлом», которое, буде оно взбунтуется, можно и нужно вразумлять всеми средствами, включая и расстрел бунтовщиков, как раз и породила смуту начала 90-х, закончившуюся войной.
Не слишком удается Тирасполю и эксплуатация ностальгии по Советскому Союзу. Мешают несколько факторов. Приднестровская элита очень хочет уйти от репутации маргиналов – а слишком явная ностальгия по СССР смотрится сегодня как дурной тон даже в России. Это позволительно только крайним экстремистам, тем, кому в смысле репутации терять в общем-то нечего. И еще: как прикажете убедительно ностальгировать по советским временам и одновременно проводить сплошную, «под ноль», приватизацию? С другой стороны – хвататься-то больше не за что! Тоску по СССР пытаются маскировать фиговым листком «единства с Россией», но и это смотрится крайне неубедительно.
Да, во всякий удобный момент приднестровские власти мямлят что-то энтузиазное, но, увы, маловразумительное о российской поддержке и сближении с Россией. Вот только один, весьма важный факт официальный Тирасполь неизменно замалчивает: никакой официальной, на государственном уровне, российской поддержки идея отделения Приднестровья от Молдовы никогда, ни на миг, за все 16 лет существования ПМР не получала. Прямую поддержку Приднестровью оказывали и оказывают либо маргиналы от российской политики, полностью изолированные в самой России от всякой реальной власти и потому не несущие никакой ответственности за свои заявления, зачастую похожие на бред, либо мелкие авантюристы (для крупных Приднестровье, по российским масштабам, слишком незначительно), пытающиеся сорвать денежный куш «за лоббирование интересов ПМР в России». Провести черту между одними и другими бывает непросто, поскольку политический цирк зачастую обслуживает подковерные финансовые аферы, а те, в свою очередь, подкармливают своих коверных.
Такова реальность – простая и грубая. Все прочие национально-геополитические изыски, как с одной, так и с другой стороны, все эти вялотекущие национализмы и интернационализмы, публичная, напоказ, любовь к России и столь же публичная тяга к европейским ценностям, «славянское братство», наспех сколоченное из маргинальных элементов и замороченных тинейджеров на левом берегу, и «путь в Европу», прокладываемый бандитами и функционерами КПСС на правом – все это не более чем пропагандистские инструменты в борьбе за деньги и власть.
Борьба же идет между право- и левобережными посткоммунистическими группировками, похожими друг на друга как две капли воды и потому конкурирующими друг с другом особенно люто – жизненное пространство-то у них одно... Так что вовсе не случайно противостояние между Кишиневом и Тирасполем обострилось до предела именно на волне реставрации, когда оба режима достигли максимальной точки возврата к реалиям СССР: в Кишиневе пришли к власти неокоммунисты самого экстремистско-диктаторского толка во главе с Владимиром Ворониным, а в Тирасполе окончательно оформилась радикально-президентская республика, скроенная, как костюм по мерке, под Игоря Смирнова.
После чего на обоих берегах возродились все самые тоталитарные советские клише. И сегодня что в Молдове, что в Приднестровье предпринимаются немалые усилия для укрепления и увековечения этих вынутых из нафталина форм «общественной жизни», лишь немного загримированных в духе времени. Никаких иных идей в запасе, увы, нет.
(Окончание следует)
19.12.2006 17:54