Не верьте! У нас была великая эпоха
18.08.2010 11:25
...псу под хвост. Ничего, кроме лишений и страданий, оно не дало обществу. Беспросветная темь сопровождала 74 года коммунистический эксперимент…

Я понимаю, для того чтобы звать в райские кущи капитализма (которые сами собой вырастают), надо оболгать прошлое с позиции геббельсовской пропаганды – чем чудовищней ложь, тем легче в неё поверить.

Но мы-то ещё живы и отлично помним, какой была жизнь, например, в середине 70-х годов прошлого века. Александр Зиновьев – советский диссидент, философ с мировым именем, высланный в 1978 году из Союза за резкую критику властей, был уверен, что тот уровень благосостояния, который достиг Советский Союз в 70-е, являлся наивысшим в тысячелетней истории Руси-России.

«Брежневские годы теперь считаются застойными. На самом деле это фактически не верно. Как раз наоборот, это были годы самого стремительного прогресса во всех основных сферах советского общества... Общий жизненный уровень в Советском Союзе в брежневский период был сравнительно высокий, думаю, что самый высокий за всю историю России. А в некоторых районах он был выше, чем даже в западных странах» (А. Зиновьев. «На пути к сверхобществу»).

Кому верить – тогдашнему критику советского коммунизма или алчным перевертышам? Разумеется, тому, кто имел смелость открыто критиковать власть, ломая собственную судьбу, а не конъюнктурно прозревшим лиходеям. Это уже в роковые 80-е страна полетела под откос, когда кремлёвские маразматики устроили гонки на катафалках – почти каждый год их выносили на Красную площадь вперёд ногами, а молодые хищники под прикрытием глупца Горбачева затеяли «катастройку».

Юлины «ядра»

В конце октября прошлого года Юлия Владимировна поведала толпе почитателей душераздирающую историю о том, как она, хрупкая студентка, аки негр ворочала по ночам огромадными шинами, «чтобы семья имела возможность нормально жить». Ведь она ютилась в хрущевке и потому знала, каково сидеть без воды, газа или тепла. И толпа благостно стонала, слушая, как наша Юля отливает ядра (даже не пули).

«Ох, по силам ли столь хрупкой женщине решение глобальных государственных проблем?» – на миг засомневался я, слушая выступление тогда еще премьера. Словно прочитав мою мысль, Тимошенко рассказала сногсшибательный факт из своей биографии. Оказывается, еще студенткой Юлия Владимировна, подрабатывая на заводе, разгружала шины, которые были в «два раза больше нее».

«Да уж, на такое не каждый мужик способен. Особенно из наших политиков. Мои сомнения мигом отпали» – растирая по ланитам скупые мужские сопли умиления, строчил репортаж с Майдана карманный журналист.

«Мемори» Юлии Владимировны необходимо отнести на девичью память, замечательно сохранившуюся к 50-ти годам, усиленную откровенным политиканством, с целью заполучить как можно больше голосов лопоухих обывателей.

В середине 90-х, когда Юлия Владимировна под руководством Павла Лазаренко («невинно осужденного» американским правосудием») бескорыстно шуровала на газовом рынке, в Украине регулярно случались и веерное отключение электроэнергии, и отсутствие тепла и газа в домах, и многомесячные невыплаты зарплат и пенсий, от гиперинфляции превращающихся в прах. Во многих городах уже выросло целое поколение украинцев, которые знают о теплых батареях и горячей воде только из рассказов своих родителей.

В ту пору, когда новоявленная элита ошалела от возможностей «большого хапка», ходил анекдот про кошмарный сон демократа: «Просыпается общечеловек зимним утром. Мац батарею – горячая, клац выключателем – свет горит, круть краном – вода течет, и холодная, и горячая. Ну, всё, думает, опять коммунисты у власти».

О бедном советском студенте

По поводу разгрузки по ночам трёхметровых в диаметре шин. Слушая сии «повести временных лет», надо или смеяться, или плакать.

Случилось и мне пожить студентом, на пять лет раньше ЮВТ, и тоже подрабатывал, потому отлично помню систему студенческих приработков. Не было такого, чтобы девчата из нашей группы рвали пупки на работе подобно той, про которую рассказывает безбожно памятливая Юлия Владимировна. Они бы себя просто перестали уважать за стахановские излишества. Да и кто из работодателей осмелился бы в нарушении норм КЗоТ поставить на тяжелые разгрузочные работы женщину?

Наши девушки, кто потолковее, подработали репетиторами, готовя абитуру к вступительным экзаменам, устраивались на кафедру лаборантками на полставки, шли на конвейер ликероводочных заводов и кондитерских фабрик (хоть и нудная, но весьма наваристая работа).

Мужики работали истопниками, дежурными электриками, сторожами, но самой калымной работой была служба грузчиком на московских хладокомбинатах, коих было великое множество. Ну и, как водится у православных, что несешь, то и грызешь. Разгружаешь мороженую говядину или свинину – вечером вся наша бригада в общаге от пуза лопает отбивные. Перекладываешь ящики с куриными потрохами – быти наваристому супчику «да с потрошками». Ворочаешь коробами с куриными яйцами – нет проблем с яичницей на братской сковороде толщиной в ладонь. Перегружаешь молочные продукты – будет к столу бедного студента сметана, в которой столовая ложка стоит пограничным столбом непоколебимо.

Бывало, по субботам устраивали гульбу толстотрапезную: наши чудесницы, что трудились на ликероводочном заводе, за несколько трудовых вахт выносили вразумительное количество коньячных «мерзавчиков» – 50-100 граммовые бутылочки с коньяком (их удобно прятать в сокровенных местах), хлопцы накапливали в маленьких холодильниках, что брали напрокат, ресурсы снеди. И перед дискотекой в актовом зале дружно принимали на грудь, вкусно закусывали и веселой толпой шли размять чресла.

Приработками многие активно начинали заниматься только с третьего курса. Первые два года учебы – это битва за выживание с огромной учебной программой. Начертательная геометрия, теоретическая механика, сопромат и высшая математика не давали поднять головы. У нас даже была поговорка: сдал начерталку – можешь влюбиться, сдал сопромат – можешь жениться.

Потому первые годы родители особенно активно помогали материально. Бюджет складывался из 40 рублей стипендии и 30-40 рублей родительских вспомоществований. Итого 70-80 рублей. В семидесятых годах прожиточный минимум и минимальная зарплата в СССР равнялись 70 рублям. Можно было прожить студенту на 70 «рэ» в месяц? Если без экстримов, вроде загулов а-ля Киса Воробьянинов, то не в труд. Это сейчас «минималка» есть утвержденный законом способ уморить гражданина.

Разумеется, было не до жиру, но нищим прозябанием нашу жизнь язык не поворачивается назвать. «Квартплата» студента весила 2,5 рубля в месяц. Стоимость комплексного обеда в студенческой столовой тянула на 60-70 коп. В него входил легкий салат, солянка, антрекот, размером с лапоть, вместе с гарниром (чаще всего картофель фри) и, разумеется, компот.

Завтракали и ужинали, как правило, у себя в комнате, что было экономней, ведь основные продукты питания стоили неправдоподобно дешево: 1 кг картошки – 10 копеек, пачка маргарина (200 грамм) – 30 копеек, такая же по весу пачка настоящего сливочного масла – 70 копеек. Килограмм натуральной докторской колбасы (технология изготовления такой колбасы ныне утрачена) – 2 рубля 20 копеек. Полукилограммовый пакет сметаны тянул на 60-70 копеек. Банка тушенки – 90 копеек. Один килограмм сахара в пределах 80 копеек. Кусок хлеба в столовой «коштував» 1 копейку. Бесплатно давать его было оскорблением для главного продукта питания человека.

Пирожок с мясом (которого было в тестовом продукте куда больше, чем сейчас в трёхгривневом беляше) тянул на 10 копеек. Пирожки с повидлом, где повидла было не меньше, чем самого теста, стоили 5 копеек.

Кружечка пивка – святого студенческого напитка на «кафедре» (так мы величали стекляшку с пивными автоматами, отстоящую от общежития на удалении трёхсот метров) – вытряхивала из кармана 20 копеек. Потом, правда, в году 75-ом, цена поднялась до 40 копеек. И чтобы наполнить бокал всклень, надо было запустить в щель автомата уже две монеты по 20 копеек. Однако столь радикальное увеличение стоимости животворящей влаги, помнится, не поколебало норму потребления стьюдента.

Бутылка водки 0,5 литра стоила 3,62 рубля. Но мы её потребляли исключительно редко, считая водочку чрезмерно радикальным зельем. «Водка нас ссорит, братцы, пиво сближает людей!» – писал поэт в то застойно-застольное время. Если хотелось чего-нибудь позабористее пива, то отдавали предпочтение портвейну, стоимостью 1,5 рубля за пол-литра.

Надо признать, что на посиделки с возлияниями у нас уходила немалая часть бюджета. Увы, так было. Но пусть меня закидают каменьями, если кто скажет, что это тяжкое преступление. Тот не студент, кто иногда в душевной компании однодумцев не набирался до самоутраты.

«То есть не пьяница, иже упився ляжет спати; то есть пьяница, иже упився толчет, биет, свариться» – говорили наши предки. А пьяные свары у нас были редки, словно волосы на голове у Дмитрия Гордона. Грехи наши выглядели девственно безукоризненными в сравнении с нынешними студенческими оттягами – бессмысленными и беспощадными, с почти обязательным потреблением дури.

Попутно заметим, что качество продуктов питания было несопоставимо с нынешними суррогатами, которые по сути являются медленно действующей отравой. Разумеется, такого количества разносолов, как сейчас, тогда в магазинах не существовало. Однако основные продукты питания имелись в ассортименте достаточном, чтобы питаться без ущерба для здоровья. И что толку, что я сейчас созерцаю сырокопченые колбасы стоимостью свыше 100 грн. за 1 кг (все, что ниже 100 грн., не является в полном смысле слова колбасой)? Видит око, да карман неймёт.

Таким образом, на еду у студента средней упитанности уходило никак не более 40 рублей в месяц. Был ещё такой запасной ресурс – столоваться в студенческом профилактории. Стоимость трёхразового питания в нем, с явным калорийным избытком, с точки зрения медицинских норм, равнялась 16 рублям за 24 дня.

Услугами профилактория не стеснялись пару раз в год пользоваться. Особенно если случалось понести убытки, дуясь в картишки. Но эту напасть я к старшим курсам изжил, прочитав у философа, что карточная игра – банкротство всякой мысли. Получить направление в профилакторий не составляло труда. Являешься к терапевту ведомственной больнички и со скорбным видом жалуешься на усталость, местами легкие головокружения, и эскулап без проволочек выписывал направление со стандартным диагнозом – «астеническое состояние».

Далее по тратам. 3 рубля составляли транспортные расходы. Может быть, 1-2 рубля уходило на канцтовары. Стоимость карандашей, ручек, общих тетрадей была просто смехотворна. Учась в университете, я начал собирать техническую библиотеку, которую пополнял, пока работал на промышленных предприятиях. Цена технического гроссбуха о 700 страницах с иллюстрациями укладывалась в 2 рубля. Недавно, после ремонта квартиры со слезами на глазах выпер в гараж три мешка книг. Выбросить на мусор и окончательно потерять связь со своим прошлым специалиста-машиностроителя у меня не поднялась рука. Пусть внуки решают судьбу моего инженерного прошлого.

После всех расходов, включая обязательные пивные сессии, могло остаться до 10 рублей заначки, которую бережно складывал для поездок на родину.

«Катится, катится голубой вагон…»

Человек не может быть свободным, ежели он ограничен в свободе перемещений. В Советском Союзе транспортные услуги были дешевы. Это сейчас мне, получающему на круг более 5 тысяч гривен чистого дохода, очень накладно пару раз в год вместе с семьёй съездить к друзьям и родственникам в Москву. А в середине 70-х студенту было не в труд 4-5 раз в год на несколько дней махнуть на родину. Стоимость купейного места в скором поезде не выходила за пределы 14 рублей. Потому мы с приятелем очень любили отправляться домой «вечерней лошадью» Москва - Луганск. Это давало возможность на общий червонец ответственно снять напряжение в вагоне-ресторане. А обратно, в целях увеличения времени пребывания в родных пенатах, летели самолетом Ан-24 (цена билета – 20 рублей). Бывало боговали, воспользовавшись услугами такси. Всего за 5-6 рублей (на двоих) «мотор» доставлял нас из аэропорта к дверям общаги.

На одежду, т.е. штиблеты (осенне-зимние; летние прохоря стоили сущие копейки, потому их покупка не нарушала гармонию студенческого бюджета), брюки, рубашки, костюмы и куртки мы не тратились. Это входило в перечень трат родителей. Хотя на старших курсах, когда от приработков в кармане повеселело, радовали себя покупкой модных импортных джинсов и ветровок. Однако стоимость одежды в СССР была очень умеренной. Костюм из натуральной шерсти оценивался в районе 100 рублей. Рубашки до 10 рублей, туфли на выход 20-30 рублей. Конечно, импортный дефицит стоил несколько дороже.

Мы жили, учились, влюблялись, попивали винцо-пивцо, писали пулю в ущерб бюджету, калымили на левых работах, отдавали дань изобретательному сексу от заката до рассвета (гормон тоже должен быть трудоустроен). Правда, об интимных отношениях в ту пору считалось неприличным трепать языком. Вопросы типа «Вреден ли секс вовремя месячных?» приходят в головы только современным гармонично развитым людям, о которых сказано: «Двадцать метров кишок и немного секса». Одним словом, унылых рож среди нас не наблюдалось.

Глупостей в те лохматые времена, конечно, доставало. Однако несуразности той эпохи сейчас выглядят лепетом детсадовского хулигана по сравнению с фундаментальным злом, творимым сейчас без числа и учета. Не верьте, люди добрые, брехунам, что мы не жили, а безутешно страдали. У нас была великая эпоха!