В седьмом часу утра Тараса Ивановича разбудили громкие резкие голоса дворничих, которые резали по ушам не меньше, чем «ш-ш-щ-с! ш-ш-щ-с!» их ведьминских метел. Они подметали двор с противоположных концов и на расстоянии метров эдак полтораста друг от друга оживленно обсуждали какую-то Андреевну и её непутевого Валерку. Дородные бабы в возрасте за сорок, похоже, просто не понимали, что они давно уже не на луковом поле родного колхоза. А может, и понимали, но, со свойственным всем жлобам хамством, плевать хотели на спящих горожан с высоты Лаврской колокольни. «А шо?!».
Планы Тараса Ивановича поспать ровно до семи, а затем встать по будильнику, вновь провалились. Купленный по совету жены «Новопассит» был выпит накануне вечером совершенно напрасно: крепкий сон он так и не обеспечил, зато теперь голова от него была просто ватной. Вздохнув и матюкнув в сердцах дворничих, Тарас Иванович отыскал под кроватью тапки и пошлепал умываться, а потом пить растворимый «Nescafé». Вскоре по квартире разнесся характерный запах горелых портянок. Его сменила вонь яичницы, жаренной на сале хряка-потаскуна, и громкое ворчание супруги, считающей Тараса Ивановича находкой для мошенников с мясных рядов Бессарабки.
Яичницу Тарас Иванович отдал собаке, не выдержав её пристального обвиняющего взгляда. Да и всё равно её нужно было чем-то кормить. А хитрая псина («породистая, но без документов», эдакая смесь енота с кенгуру) напрочь отказывалась есть «сухой корм», словно догадывалась о том, из чего и как он сделан. «Из чего же сделан ты?» - мрачно подумал Тарас Иванович о паштете из банки с яркой фирменной наклейкой, намазывая его на ломоть чего-то хлебобулочного, обнаруженного в большом бумажном пакете…
«Собака или ребенок?» - в прихожей жена держала в одной руке поводок, а в другой школьный рюкзачок старшего. Недолго подумав, Тарас Иванович выбрал поводок. Зная, что супруга не любит нарезать круги вокруг дома с Анфиской на поводке, он надеялся, что она оценит его услугу. «Ну я-то знаю, что тебе просто неохота идти на стоянку за машиной!» - подмигнула ему собака.
На втором этаже из дверей высунулась голова соседки. Всегда бойкая баба лет сорока, типичная дочь трипольских просторов, поселившаяся в их подъезде пару лет назад. Тарас Иванович не знал, как её зовут, да и не имел такого желания. «Вы деньги на домофон сдавать будете?». «Нет», - буркнул он, не оборачиваясь. «Ну как это нет, как это нет?!» - разнесся по этажам её звонкий голос, отражаясь от стен и лестниц, но Тарас Иванович её уже не слушал. Новая подъездная дверь с домофоном была ему нужна еще меньше, чем имя настырной соседки. Вслед ему донеслось злобное «развели тут собак…».
Еще раз это пробурчала бабка-кошатница, сидевшая на лавочке во дворе возле детской площадки. Её имя Тарас Иванович знал отлично, с самого детства. Это была тетя Глаша, называемая за глаза тетей Клушей. Свою крайнюю неприязнь к собакам она всегда скрывала за мнимой заботой о чужих детях (свои давно выросли и уехали от неё без оглядки). То, что в песочнице гадили именно её любимые кошки, она признавать не хотела.
«Чтоб тебя!» - чертыхнулся Тарас Иванович, чуть не вляпавшись на углу дома в явно не кошачью и вовсе не собачью кучу, наложенную кем-то накануне вечером…
Маршрутка
Раз уж семейная «Лада-Калина» в этот день осталась за супругой, на работу Тарас Иванович отправился в общественном транспорте. Однако его попытки влезть в троллейбусы наталкивались на угрюмо глядевших сверху вниз пенсионеров и малоимущих, стоящих в обеих дверях тесно и непоколебимо, словно спартанцы у Фермопил. Не имея никакого желания ехать на ступеньках и пачкать новые летние брюки, Тарас Иванович дождался маршрутку.
Её салон был наполнен преимущественно трудящимися сидячих профессий. Офисные братья и сестры, прижимая к себе папки для бумаг, портфели и сумки с ноутбуками, мироточили коктейлем из парфюмерии производства ОАЭ и вели себя подчеркнуто индивидуально, отмороженно отвернувшись друг от друга в окна. Однако трое уютно расположившихся на передних сиденьях пенсионеров (судя по всему, тоже бывших работников умственного труда) нарушали эту идиллию:
- Знову у маршрутці шансон крутять!
- Это не шансон, это «Любе»!
- Яка різниця! Все, що російською співає – шансон!
- А Пугачева тоже шансон?
- Пугачева дура старая, за мальчика замуж вышла. Её нужно судить за педоложество!
- Педофилию!
- Да яка різниця?!
- Та прямо! Вон в БЮТ одни педофилы – и ничего!
- Не чіпайте БЮТ! То донецькі зєкі чутки розповсюджують, щоб Юлю Тімошенко сплюндрувати!
- Вашу Юлю уже давно сплю… сплюн… тьфу! Клеймо ставить некуда! Воровка!
- Немає доказів!
- Так суд же осудил!
- То злочинний суд! Янучарський!
- Надо было за Яценюка голосовать!
- За кого?! За Кролика?!
- Кучму надо вернуть!
- А я вам кажу: Юля війде, а зєк сяде!
- А вчера гречка снова подорожала!
«Надо было прикупить пару килограмм», - отметил для себя Тарас Иванович и шагнул к дверям: следующей была его остановка. Он сунул водителю три гривны. «Три пятьдесят!» - недовольно гаркнул водитель. «Почему же?» - робко спросил Тарас Иванович, торопливо ища в кошельке завалявшийся полтинник. «Со вчерашнего дня подорожало!» - безапелляционно отрезал водитель…
Офис
На самом деле офис «предприятия широкого спектра рекламных слуг», в котором работал Тарас Иванович, находился этажом выше. Там сидели человек тридцать замдиректора и завотделом, бухгалтеров, менеджеров, специалистов «по работе с…», креативных дизайнеров, а также секретарь, охранник, водитель и завхоз. Ниже располагалась занимающая пол-этажа мастерская (бывший красный уголок бывшего общежития), в котором два компьютерщика ваяли эскизы вывесок и рекламных щитов, распечатывали их на пленку, а трое монтажников (включая Тараса Ивановича) возились с пластиковыми конструкциями и светодиодными лентами.
Принцип «один с сошкой – семеро с ложкой» сначала вызывал пролетарское негодование у Тараса Ивановича, получавшего зарплату не намного выше среднего. Однако коллега Матвей, с усмешкой распиливая листы пластика, аргументированно ему возразил:
- Чтобы продавать нашу продукцию предприятиям, мы тоже должны быть предприятием. Так проще покупателю, меньше проблем с налоговой отчетностью. У предприятия же есть владелец, который желает получать не только прибыль, но и зарплату директора. Если владельцев несколько, то появляется целый штат разных руководителей. А еще им нужно пристроить на хорошо оплачиваемую работу своих родственников. Но сами они работать не любят, поэтому нанимают заместителей и завотделами. Паутина финансовой отчетности требует, как минимум, двух-трех бухгалтеров. Ну а какой же офис без секретарей, охранников и шофера? Можно еще и парочку хорошеньких блондинок нанять, если денег не жалко. А вот мы с тобой тут просто рабочий инструмент, станок. Могут запросто заменить кем-то другим. Так что твой ленинизм в данном случае является бесперспективной диалектикой!
Поэтому Тарас Иванович не стал играть в Спартака, а стал болеть за "Динамо" и смирился с неизбежностью…
Сегодня неизбежность окатила его ведром холодной воды в самый разгар рабочего дня, когда Тарас Иванович с Матвеем пили кофе с крекерами. Сверху к ним снизошла тридцатилетняя «начальник отдела наружной рекламы» Оливия Златовласенская (в далеком девичестве, до замены паспорта – Ольга Власова) и, скептически поглядев на будущую вывеску магазина «Оксамит», объявила им пренеприятную новость:
- Мальчики, у нас заказы сокращаются, наверное, будем меньше работать, ну и получать тоже меньше. А что вы хотели, кризис какой! Все только закрываются, почти никто не открывается. Хорошо хоть пока до сокращения не дошло, но кто знает, кто знает!
С тем и ушла, оставив своих подчиненных в состоянии полной депрессии. «Робиш, робиш, уся спина мокра…» - махнул рукой Антон. «Твоё ж покращення!» - бросил на пол лист пластика Матвей. «А себе они тоже зарплат урежут?» - буркнул Тарас Иванович, мысленно попрощавшись с мечтой о покупке наушников «Sennheiser». Она отправилась туда же, где давно уже лежали нереализованные планы приобрести домик в деревне, ружье, путевку в Египет, новую видеокамеру и навороченный суперфонарик. С каждым годом мечты становились всё скромнее, но оставались такими же невыполнимыми, от чего Тарас Иванович чувствовал собственную ущербность. А тут еще придется объясняться дома жене: почему его зарплата уменьшается, в то время как всё вокруг дорожает?
С этими невеселыми мыслями Тарас Иванович и не заметил, как его рука попала под лобзик…
Больница
Это был глубокий, но всего лишь порез, который требовалось просто грамотно залатать парой швов. Тараса Ивановича немедленно отвезли в травмпункт районной поликлиники, попросив поменьше болтать о производственной травме и пообещав оплатить все расходы. Последнее было очень кстати, учитывая, что о медицинских страховках для своих работников фирма никогда даже не заикалась.
В приемной травмпункта на длинной скамейке ждали своей очереди трое очень несчастных людей. Они напомнили Тарасу Ивановичу известных буддийских обезьян. Пенсионер с длинными висящими усами прижимал к уху платок, здоровенный мордатый мужик держал у рассеченной брови ватный тампон, а худощавый парень в майке, трениках «Addidas» и шлепанцах тихо постанывал с выбитой челюстью.
«А я вам кажу, що головне – це мовне питання! В Україні вже не чути української мови!» - подал голос пенсионер. «Да ты вообще никакой больше не услышишь», - съязвил мордатый мужик. «Бо ви не бачите проблему!» - огрызнулся престарелый патриот. Гопник с выбитой челюстью сердито замычал и на интернациональном языке жестов показал, что их проблемы просто ничто по сравнению с невозможностью лузгать семечки.
«Сынок, ты мне не поможешь?» - четвертый пациент, лежащий на кушетке с перебинтованной ногой, протягивал Тарасу Ивановичу мятую сотку. Бедный дядька ждал тут с утра. Согласно установленным правилам, каждый больной принимался врачом только при наличии дежурного набора, включавшего в себя мыло, перчатки, маску, простыню, вату, спирт и шприцы плюс необходимые лекарства и перевязочные материалы. Приобрести всё это пациенты могли в расположенной тут же в больнице аптеке (принадлежавшей жене главврача) за наличные или составив договор для страховой компании. Но, ввиду перелома ноги, дядька дойти до аптеки не мог, а родственников, которых бы он мог пригласить, у него не было. Врачи же и медсестры наотрез отказывались ему помочь, мотивируя это тем, что им категорически запрещено брать деньги из рук пациентов.
«Как же ему быть?» - озадаченно спросил Тарас Иванович у дородной медсестры, со скучающим видом восседавшей над большой книгой учета. «Не знаю, старшей сестры нет, а я такие вопросы не решаю!» - отмахнулась она и продолжила считать мух на потолке. Тарасу Ивановичу стало страшно. Он вдруг понял, как ему повезло, что он попал сюда всего лишь с порезом на руке, а не без сознания в критическом состоянии.
«Я вам куплю всё, что нужно, и принесу чек, потом рассчитаемся», - сказал он безнадежно лежащему и побрел в поисках аптечного киоск. Вслед ему донеслось «не буде мови – не буде і України» неугомонного пенсионера…
Продолжение читайте ЗДЕСЬ.
