За этой карикатурой был тщательно запрятан иной полицай – настоящий, реальный, совершенно неоднозначный. Начнем с того, что под словом «полицай» тогда понимали членов самых различных формирований, которых также именовались и по иному: шуцман, милициянт, легионер, стрелец, ополченец. Большинство из них непосредственно находились на службе оккупационного режима, но бывали и почти независимые отряды, которые не признавали никого, кроме своих атаманов…
Первые отряды «полицаев» появились уже первые дни войны. В Западной Украине, по инициативе ОУН (б), были немедленно сформированы отряды т.н. «Украинской милиции». Согласно первой задумке, они должны были стать силовой опорой новой «украинской державы», а в дальнейшем составить костяк её вооруженных сил. Понятно, что немцы, с которыми сотрудничали обе ОУН (Мельника и Бандеры), не потерпели бы существования какой-то там самопровозглашенной армии – поэтому оуновским «воякам» пришлось играть роль службы охраны порядка – всячески помогающей новой власти. И «милициянты» постарались, приняв активное участие в еврейских погромах.
«Хто, я?! Та не-е-е….»
Объективности ради стоит заметить, что участие в геноциде евреев отнюдь не сделало бандеровских «милициянтив» монстрами в глазах украинского населения Галиции. Увы, но потомков Авраама там откровенно недолюбливали – так же, как и на остальной части Украины и всего СССР. Вот почему когда населенные пункт захватывали немцы, там немедленно начинались еврейские погромы. Немцы вообще не знали где живут евреи, где они могут прятаться – бедняг выволакивали на улицу и избивали свои же соседи, ещё вчера бывшие советскими гражданами…
В Львове в избиении евреев участвовали даже дети
Но «украинская держава», провозглашенная сторонниками Бандеры, просуществовала всего несколько дней. «Мельниковцы» нашептали немцам на ухо, что их конкуренты по ОУН - бандиты и предатели, и немцы на всякий случай разогнали самопровозглашенное «правительство», передав Галицию в состав генерал-губернаторства оккупированной Польши. Однако «украинскую милицию» не тронули: со 2 июля 1941 года она переходила в подчинение ведомства СС (управляющего силовыми структурами на территории генерал-губернаторства) и продолжила работу уже официально, в качестве «полиции порядка».
«Украинская милиция»
Как и все «полицаи» на оккупированных территориях СССР, «украинская милиция» носила самую разную форму: от советской и старой австрийской, до чешской, литовской и немецкой, а в селах подобия мундиров шили сами. Но «милициянтов» всегда можно было узнать по сине-желтым нарукавным повязкам и неизменным фуражкам «мазепинкам» (или «петлюровкам»), которые тогда были очень популярны у украинских националистов…
В Западной Беларуси тоже были свои националисты – которые мечтали о возрождении Белорусской народной республики (БНР), и тоже рассчитывали сделать это с помощью немцев. Позднее, в 1942-44 годах, они создали Белорусскую Центральную Раду и целый ряд общественных, политических и военизированных организаций. Но в самом начале войны в Беларуси возникла только полустихийная «самооборона».
Немцы всё лето громили войска Западного фронта, целые колонны перемешавшихся частей уныло шли по дорогам, а окруженцы бродили по лесам десятками тысяч. Выходили к селам, заходили во дворы, просили попить, поесть, поспать и кое-что ещё. Нередко не просили, а требовали - ведь еще со времен реформ Петра Великого и до XX века на селян накладывали обязательство обеспечивать войскам «постой», и эта традиция еще не изжила себя в Великую Отечественную. Кроме того, отступающие нередко пытались «реквизировать» крестьянских лошадей или колхозную полуторку.
Вот скажите честно, вы были бы сильно рады, если бы к вам домой заявились милиционеры с настойчивой просьбой дать им сто долларов, для поддержки борьбы с преступностью? Или если бы они попытались реквизировать ваш автомобиль? Поэтому, вопреки тому, что показывали в советском кино, многие местные жители встречали красноармейцев весьма неприветливо. А когда более-менее организованные части ушли на восток, а вокруг шастали только группы дезертиров и каких-то потерявшихся, селяне очень быстро наловчились давать им коллективный отпор – для чего и создали «самооборону».
С появлением немцев они объяснили наличие у них оружия необходимостью защиты от злых большевиков, получили добро – и стали оправдывать оказанное им высокое доверие тем, что ловили и сдавали мелкие группы окруженцев.
«Самооборонщики» ведут в управу задержанного окруженца
По разным оценкам, в этой «самообороне» участвовало от 100 до 250 тысяч белорусов. В принципе, их никогда толком и не считал – однако такие формирования существовали в большинстве сел и городков. Их дальнейшая судьба была разной: кто-то служил немцам, кто-то пошел в просоветские партизаны, кто-то поддерживал белорусских «самостийщиков», а многие просто обороняли своё село от всех, став «вольным бандитом». Именно они сыграли главную, зловещую роль в кровавой междуусобной бойне, сделавшей безлюдными целые районы Беларуси…
Что касается Прибалтики, то там уже в первые дни войны половина мужского населения сразу же ушла в партизанские «легионы», орудовавшие в тылу Красной армии (имя «легионеров» они сохранили до сих пор). После прихода немцев из легионеров, высказавших желание продолжить войну, сформировали 22 полицейских батальона, а позднее и 3 дивизии СС (эстонскую и две латышские), отличавшихся особой упорностью и высокой боеспособностью (по сравнению с другими полицаями). Поэтому несколько прибалтийских полицейских батальонов были направлены на фронт – в частности, под Днепропетровск (в 1943).
Легионеры, 1941 год
Формирование латышских дивизий, 1943-й
Последние легионеры, наше время
Кстати, Курляндия (север Латвии) так и осталась не освобожденной территорией до самого конца войны: немцы и 19-я дивизия СС удерживали его до 15 мая 1945 года, после чего немцы капитулировали, а латыши разбежались по лесам. Но самое смешное, что часть легионеров, попавших в плен к американцам, позднее были сформированы роты, принявшие участие в охране знаменитого антинацистского Нюрнбергского трибунала. Бывшие эсэсовцы охраняли своих бывших генералов…
К концу 1941 года немцы решили как-то упорядочить все эти «самообороны» и «легионы», но лишь еще больше всё запутали. Их инициатива создать т.н. «вспомогательную полицию» (нем. Polizei – откуда и возникло слово «полицай»), которая бы подчинялась местным властям, привела к полному хаосу. В первую очередь потому, что захваченные территории управлялись разными властями. Та же Украина была разделена на : генерал-губернаторство (Галиция), рейхскомиссариат (центральная Украина), румынскую территорию (Бессарабия и Одесса), территорию для немецкой колонизации (Таврия), территория тылового обеспечения групп армий «Центр» и «Юг» (Восточная Украина). И у всех были свои структуры!
Бессарабия, между немцами и румынами, 1941
Головы памятникам Ленину украинские националисты отбивали уже тогда.
Первичной была местная полиция порядка, самая многочисленная из тогдашних полиций. Даже по самым скромных оценкам историков, только в Украине в полиции порядка служили до 200 тысяч мужчин. Желающих было так много, что немцам пришлось наложить ограничение: не более 1 полицейского на 100 жителей. Но так как содержание этой полиции взвалили на плечи местных властей (то есть местных жителей), то ограничении потом сняли. Да и сами полицаи постоянно жаловались, что не сдюжат против партизан – а ведь вначале им не выдавали огнестрельного оружия, только дубинки и кинжалы. Лишь в 1942 году полиция порядка получила старые винтовки - немцы очень опасались вооруженного населения (за хранение даже охотничьего ружья полагался расстрел), и не доверяли даже полицаям.
Обычно в селе было 2-3 полицая, уполномоченных местным старостой, а в городах один такой полицейский закреплялся за кварталом или улицей в качестве «участкового». Кроме того, в городах попытались воссоздать что-то вроде уголовного розыска, поскольку воры, гопники и налетчики в оккупации расплодились как мухи. Однако привлечь к работе кадры советского угрозыска не удалось. Если в других оккупированных стран полиция не участвовала в войне и осталась на своих рабочих местах, то советское НКВД, напротив, бросило работу и ушло на фронт почти в полном составе, став самыми боеспособными частями в 1941-42 годах. Люди же со стороны не имели для сложной работы в «уголовке» ни знаний, ни таланта.
Полиция порядка города Курска была похожа на бомжей
Отличительная особенность полиции порядка – отсутствие униформы. Каждый ходил в чем хотел, некоторые даже носили советскую военную форму (только без звездочек и петлиц), и отличить таких полицейских можно было лишь по повязке, которую им выдавали в управе. Она была чем-то вроде полицайского жетона: на ней стоял личный номер полицая и печать местной власти, сделанные несмываемыми чернилами.
Единообразных повязок тоже не было. Даже цвет их отличался: белые, серые, выцветший хаки, русские триколоры, украинские желто-голубые, белорусские бело-сине-красные, прибалтийские, татарские, еврейские. На одних коротко писали «полиция», другие расписывали, словно титульный лист энциклопедии.
И полицаев, и милиционеров всегда тянет на рынок.
Там всегда есть чем поживиться…
Как правило, в полиции порядка служили местные парни и мужики. Они чихать хотели на немцев (как и на советскую власть), но у них были на то свои причины. Например, крестьяне, стремились защитить своё добро – семьи полицаев не облагались налогом, у них не отбирали скотину, продукты, их не угоняли в Германию.
Горожан привлекали небольшая зарплата и продуктовый паёк (хлеб, сало, крупа, сахар, папиросы), выдаваемые полицейским. Для многих это был почти единственный доступный заработок – поэтому в полицаи шли так же, как сегодня сотни тысяч молодых парней идут работать в охранники. И так же, как и среди сегодняшних охранников, там встречались самые разные люди.
Даже у полицаев были духовые оркестры
Там можно было встретить вполне положительных романтиков, которые искренне помогали соседям или односельчанам - защищая их от воров, отпугивая партизан и посильно отмазывая от немцев. Когда приблизился фронт, эти полицаи помогали людям в эвакуации, бегали по улицам и предупреждали оставшихся о советских авианалетах и артобстрелах, спасали людей из-под завалов. Это, кстати, воспоминания моей двоюродной бабушки.
Порою, в полиции оказывались даже действительные или будущие Герои Советского Союза, такие как «панфиловец» Иван Добробабин, Емельян Сокол, Петр Куцый, Петр Меснянкин.
Там были и уроды, которые шли в полицию, чтобы воспользоваться её полномочиями для сведения личных счетов, чтобы унижать и грабить, чтобы строить из себя «господа бога». Были обиженные советской властью, поставившие перед собой задачу ей жестоко отомстить. В местную полицию всегда записывались националисты, преследующие самые разные цели – вместе со старостой установить в селе свою власть, очистить село от «инородцев», убить «жида», получить возможность легально иметь оружие. Уголовники и алкоголики, просто больные на голову – их держали для мелкой грязной работы, и именно с них потом советская пропаганда писала собирательный образ полицая.
Но всё же большинство лишь работало – причем, в лучших отечественных традициях, то есть отбывала смену спустя рукава. От этих полицаев вряд ли можно было дождаться помощи – но они не делали и большого зла. С ними же очень любили иметь дело партизаны и подпольщики: за малую мзду или обещание «учесть помощь советской власти», те сквозь пальцы смотрели, как партизаны волокут в лес мешок картошки или тащат по улице чемодан с рацией. А ещё эти полицаи очень любили «бороться» с самогоноварением, которое тогда развернулось в невиданных масштабах. «Борьба» эта заключалась в том, что они собирали с самогонщиков дань натурою, после чего «уничтожали» самогон с хорошей закуской…
А вот печально известная охранная полиция (Schutzmannschaft, шуцманы) формировалась именно для активной борьбы с партизанами. Это были более организованные взводы, роты и батальоны, во главе которых неизменно стоял уже немец (хотя бы один офицер), формирующиеся, как сегодня можно говорить, по контракту. Контракт обычно заключался на год с возможным продлением. Так, 201-й батальон Schutzmannschaft, в котором служил Роман Шухевич, после окончания контракта просто разошелся кто куда (в основном в УПА).
Кстати говоря, контракт предусматривал неплохую, по меркам оккупации, зарплату, талоны на дефицитные промтовары и полный паек, вдвое больший, чем у местной полиции порядка. Однако большая часть «шуцманов» служили не ради денег. Националисты считали это хорошей возможность получить боевой опыт и подготовить своих бойцов, так же они были готовы помогать немцам «искоренять большевизм». Военнопленные просто были рады выбраться из голодного лагеря.
Служба «шуцмана» предусматривала постоянную готовность и ведение боевых действий. Если местные полицаи жили по своим домам и квартирам, и утром с бодуна тащились отметится в управу, то подразделения «шуцманы» стояли гарнизонами или участвовали в операциях – и размещались в казармах, в зданиях «постов» или по несколько человек к хате, когда останавливались на постой в селе.
Так как «шуцман» должен был иметь опыт военной службы, то набор в Schutzmannschaft часто осуществлялся в лагерях для военнопленных – и желающих всегда было немало. Предпочтение отдавали националистам, ранее служившим в армии или имеющих «диверсионную» подготовку. Но в любом случае, после формирования, подразделения «шума» проходили дополнительное обучение по общеармейской и специальной антипартизанской программам.
«Шуцманы» на тренировке
Schutzmannschaft охранял склады, вокзалы, городские управы, тюрьмы и лагеря, выезжал на «происшествия», участвовали в антипартизанских операциях. Словом, был эдаким ОМОНом среди полиции – отличаясь такой же грубостью и жестокостью. К тому же сами правила, останавливаемые немецким командованием, требовали максимальной беспощадности.
Так, во время проведения антипартизанской операции, любой человек, обнаруженный на территории её проведения, автоматически становился подозреваемым. Если он не мог аргументировано пояснить, кто он и что тут делает, его могли причислить к партизанам или их пособникам – а за это полагался расстрел, в том числе на месте. Если человек пытался бежать, или тем более был чем-то вооружен, это являлось оказанием сопротивления – инструкция просто требовала его немедленной ликвидации. В качестве более мягкого наказания предусматривалось задержание и направление в особый лагерь - где условия содержания были просто смертельны.
Пожалуй, это были самые жестокие правила антипартизанской борьбы за последние сто лет. К примеру, в современных России и Украине за пособничество террористам всего лишь дают срок – хотя могут и шлепнуть при задержании.
Schutzmannschaft: выступление на позиции
Те же инструкции требовали ликвидации населенного пункта, отличившегося помощью партизанам. Правда, стоит учитывать, что подобная практика в основном применялась на территории тыла группы армий «Центр» (восточная Беларусь и Смоленщина, Черниговщина), и почти ничего не слышно о сожженных в ходе антипартизанских операций деревнях на других территориях. Подчеркнем: именно антипартизанских операций, а не после того, как через деревню перекатился фронт.
Ликвидация «партизанской» деревни чем-то напоминала современную ликвидацию «домов террористов» в Израиле – только бульдозеры заменяли канистры с бензином, факела иди просто трассирующие пули. С советских времен существует убеждение, что местных жителей при этом обязательно сжигали тоже, однако это не верно. Трагедии наподобие белорусской Хатыни или украинской Корюковки наперечет и являлись исключением из правил. Это были типичные случаи, когда у людей на войне вдруг едет крыша – и «шуцманы» киевского 118-го батальона сжигают в сарае крестьян, а эсэсовцы Пайпера стреляют по сидящим на земле пленным американцам.
Но не обольщайтесь, что «по правилам» было намного лучше. Отнюдь! При ликвидации населенного пункта погибало до половины его жителей, если карательный отряд въезжал в село внезапно: зачастую дома поджигали без всякого предупреждения, а по бегущим людям стреляли. В лучшем случае с помощью местной полиции людей с пожитками и живностью выводили на улицу и приказывали убираться куда угодно. Хорошо, если дело было не зимой, и у них в соседних деревнях жили родственники.
Кстати, всегда мучил вопрос: а что случалось с полицейскими порядка из ликвидированных населенных пунктов? Их увольняли, выгоняли или расстреливали? Отечественная история об этом молчит.
Schutzmannschaft уже имел униформу, но, опять же, разную. Одни «шуцманы» носили немецкую форму, другие донашивали советскую, кому-то выдавали вообще непонятно какую. В конце 1942 года, когда большая часть подразделений Schutzmannschaft попало в распоряжение СС, с эсэсовских складов и привезли старую униформу 30-х годов, которую немного переделали. На черные и серые мундиры нашивали зеленые воротники, клапаны боковых карманов и обшлага – и в таком виде передали её части «шуцманов» и совсем немного городской полиции порядка. Но так уж вышло, что именно в этой форме ходили все полицаи советского военного кино. Правда, в черно-белых лентах зеленые воротники и рукава выглядели серыми. И когда кино стало в цвете, все уже забыли, как в действительности выглядела эта форма. Костюмера наугад пошили мундиры с серыми воротниками и манжетами – и теперь мы видим в кино откровенную хрень…
Численность Schutzmannschaft была довольно велика: одних только батальонов было сформировано под сотню, общим числом 47 тысяч человек. А ведь помимо полиции порядка и полиции охраны, существовали и другие формирования. По общим оценкам, полицейские функции на оккупированных территориях выполняли до полумиллиона человек – не считая иногда привлекавшихся «хиви» и каких-то «помощников люфтваффе»...
Самую же зловещую славу имела тайная полиция, она же гестапо. Правда, местных жителей на работу туда не брали – разве что переводчиками или уборщицами, даже для своих специальных операция гестапо использовало не полицаев, а роты СС. Но зато гестапо имело широкую сеть «сексотов» и информаторов – и поверьте, они не носили повязок «предатель», зато сдавали подпольщиков и просто своих соседей сотнями…
Такой вот мы интересный народ: не сдались врагу тихо и мирно, как датчане или чехи, но зато с упоением мочили друг друга четыре года войны, и до сих пор не можем между собой примирится…
