В феврале за несколько дней до расстрела протестующих в Киеве он выступал со сцены Майдана с речью, которую днем позже опубликовали ведущие французские СМИ. А затем в начале марта он снова стоял на самой политической сцене украинской столицы и произносил слова, которые затем растиражировала пресса его страны. «Народ Майдана! — говорил Леви.— Вы обратили в бегство Януковича. Вы нанесли историческое поражение тирании. Вы европейцы не только по истории, но и по пролитой крови».
К мнению этого человека, называющего украинцев даже большими европейцами, чем сами европейцы, прислушиваются самые влиятельные люди Франции. Более того: он вхож к первому лицу страны — президенту Франсуа Олланду.
Накануне очередной поездки в Украину Леви предусмотрительно побывал у Олланда. Встреча произошла как раз в тот день, когда российским матросам запретили подниматься на борт французского вертолетоносца Mistral.
Президент заверил писателя и журналиста, что вертолетоносец, построенный по заказу России, в связи с ее агрессивной политикой Франция отдавать ей не станет. Франция “будет стоять на своем” — пересказал Леви слова Олланда.
Впрочем, Леви к резким политическим поворотам не привыкать: как журналист он освещал конфликты во многих горячих точках — от Бангладеша до Югославии и Грузии.
За 40 лет в профессии Леви написал около двух десятков книг. Самая известная из них — Враги общества, переписка журналиста со знаменитым французским писателем Мишелем Уэльбеком, изданная в России.
В который раз за этот год приехав в Киев, писатель встретился с НВ. В 8.00 в фойе отеля Hilton он выглядел по‑французски стильно — в темном костюме и белоснежной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами.
Зная, что предстоит фотосессия, Леви пришел во всеоружии — удивительным образом он нашел в это раннее время в чужом городе гримера.
Однако когда речь зашла о произошедшем за последний год в Украине, собственная внешность перестала для него существовать.
— Вы были в Украине во время Майдана. Зачем это вам?
— Дело в самой Украине. Тут проходит фронт новой метафизической войны между Европой и теми, кто хочет ее разрушить. Киев сегодня — центр Европы. Ее столица. Не только потому, что вы заплатили за это кровью.
Не только потому, что тут гибли молодые люди, зажав в руках флаг ЕС. Но потому, что Украина сегодня — это то место, где Европа может возродиться или позволить себя разрушить.
— Вы недавно сказали, что Европа предала Украину. Почему?
— Европа должна была с первого дня, когда вооруженные люди начали проникать в Крым, вмешаться и остановить аннексию. А этого не произошло.
Одна страна бесчеловечно нарушает все правила, и Европа ничего не делает. Это я называю предательством.
То, что происходит в Донбассе и происходило в Крыму,— беспрецедентно. И то, что Европа позволяет этому происходить, будет иметь далекоидущие последствия. Предавая целостность Украины, мы предаем наши собственные ценности и принципы.
— Изменилось ли отношение к Украине в Европе?
— Изменилось, но недостаточно. Против Путина введены некоторые санкции, и они, безусловно, вредят его режиму, но недостаточно.
Европа разобщена в этом вопросе. Британия не хочет терять инвесторов. Германия боится проблем с поставками газа. У Франции еще какие‑то причины. Европа не выступает единым фронтом.
— Какова позиция французских политиков по ситуации в Украине?
— Я общаюсь с президентом Франсуа Олландом. И мое впечатление таково: Украина — очень важная для него тема.
Олланд был знаком с Петром Порошенко задолго до его избрания президентом.
Именно он был инициатором «нормандского» формата переговоров [прошедшие в июне переговоры по урегулированию конфликта в Украине, в которых, помимо Украины и России, участвовали также Франция и Германия], где он очень жестко вел диалог с Путиным.
Мы беседовали с президентом в день, когда российским морякам запретили подниматься на борт вертолетоносца Mistral.
Он сказал, что Франция будет стоять на своем — Россия не получит эти суда.
Их может выкупить Евросоюз, заложив таким образом первый камень в систему европейской системы безопасности.
Есть вариант продать их Канаде.
Кроме того, можно передать их Украине — это был бы красивый символический жест.
ЕС мог бы выделить на это Украине долгосрочную ссуду, либо за них могли бы заплатить украинские олигархи.
— А каково отношение к конфликту в Украине у рядовых французов?
— У нас сильны традиции «французского Майдана», традиции революции — у нас их было пять. Так что мы склонны поддерживать вас или, по крайней мере, понимать.
После Майдана во Франции симпатия и интерес к Украине возросли. Путина поддерживают только крайне правые националисты и фашисты — их во Франции, кстати, больше, чем в Украине.
Но среднестатистический француз знает, что Путин — это российская Марин Ле Пен [лидер правой националистической политической партии Национальный фронт].
Французы хорошо понимают, за что украинцы вышли на Майдан. И им стыдно — в Украине получили новое рождение ценности, которыми мы уже давно пренебрегаем.
Вы напомнили нам о наших собственных идеалах. И мы пристыжены и благодарны вам за это.
— Вы освещали события в Грузии во время вторжения России в 2008 году. По‑вашему, в Украине реализуется тот же сценарий?
— У Грузии тоже есть свой Крым — Осетия, которая оккупирована до сих пор. Но там Россия зашла на шаг дальше — танки Путина стояли в 60 км от Тбилиси. Представьте себе российские танки в 60 км от Киева.
Это было страшное время. Я был в горящем Гори, видел российских солдат в черной форме, которые подошли очень близко к столице. Сейчас принято поносить Михаила Саакашвили, но на самом деле он тогда повел себя очень смело — был хладнокровен и оперативно реагировал.
— В чем причина действий Путина, на ваш взгляд?
— Первая проблема — это его эго. Второе — жажда получить реванш у Европы: он считает, что в распаде СССР виноваты Америка, папа римский Иоанн Павел II и Европа. И третье — путинская идеология.
Он ведь не просто авантюрист. У Путина есть своя довольно сильная идеология — евразийство.
Впервые эта теория о роли русских в истории родилась 80 лет назад в Праге в кругах лингвистов вроде Николая Трубецкого.
Сейчас она поддерживается российским профессором Александром Дугиным. Так что путинское евразийство — это не только геополитический проект, но и философский.
Украина — часть этого проекта, причем в теории евразийства ей отведено особое место. Это не Таджикистан или Казахстан. Украина — это нечто вроде гнезда, колыбели истории.
Путин оперирует мифами, а если строить политику на призраках, мертвые сожрут живых. Политики должны быть прозаиками.
— Вы говорите, что нынешний кризис метафизический. В таком случае преодолим ли в принципе этот разрыв между европейской и российской идеологиями?
— Я всю жизнь считал себя другом российского народа. Я был одним из тех, кто привез Александра Солженицына во Францию. Я дружил с Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр. Я навещал их в ссылке. И все время поддерживал связь с русскими диссидентами.
Россия разделена на читателей Пушкина и Тургенева — и читателей Достоевского и Толстого. Это две разные России, и я надеюсь, первая одержит победу над второй.
Да, между Евросоюзом и проектом путинской Евразии вполне может произойти столкновение ценностей.
Возможно, нам придется соперничать много лет. Ну, давайте соперничать. Я уверен, что мы победим. Мы сильнее.
— Каков сегодня баланс сил — миру удастся противостоять Путину?
— Баланс сил рассчитать невозможно. Но вы доказали свою смелость, у вас хороший президент, в вас полно патриотизма, и у вас есть союзники. На вашей стороне общественное мнение в Европе. Поэтому, надеюсь, баланс сил будет в пользу Украины.
Путин не так силен, как кажется. Он — бумажный тигр. Когда он увидит ситуацию в экономике, падение рубля и цен на нефть…
У Путина нет той поддержки, о которой говорят. Опросы показывают, что серьезное военное вторжение России в Украину поддерживает меньшинство.
Путин слаб, и мы не должны покупаться на его выпады вроде фотосессий с оголенным торсом в стиле Бенито Муссолини. Это все чушь. В реальности — король голый.
— А как насчет ядерной угрозы? Многие европейцы боятся, что Путин дойдет до этого.
— Это не более чем оправдание со стороны европейцев, чтобы ничего не предпринимать. Если люди не хотят оказывать сопротивление, они оправдываются тем, что сопротивление может привести соперника в ярость. Это синдром Мюнхена — искать возможность притормозить.
Даже в России все серьезные люди знают, что произвести ядерный взрыв непросто. Нет никакой ядерной кнопки. Ни в одной стране.
Даже в таких диктаторских странах, как Россия, в этом процессе задействованы несколько людей, существует несколько ключей.
Материал опубликован в №31 журнала Новое Время от 12 декабря 2014 года