Церковно-приходские фантазии
20.06.2007 14:03
…корректировкой истории согласно своим представлениям о собственной роли в знаковых исторических событиях. Одной из столбовых тем православной риторики является событие сентября 1380 года на поле Куликовом. Церковь укоренила в общественное сознание представление о том, что объединенные русские полки на сечь с Мамаем двигало высочайшее благословение старца Сергия Радонежского. Оно же помогло православному воинству одолеть «безбожных агорян». А впереди русской дружины ехал монах Александр Пересвет с крестом на схиме. Таким образом, событие, ставшее стержнем исторической памяти русского этноса, прочно увязано с именами преподобного игумена и чернеца Пересвета.

А был ли ребенок?

Спору нет, Сергий Радонежский являлся активным участником церковно-общественной жизни. Преподобный старец – преобразователь монашества на Руси – лично основал более десятка монастырей. А дела эти требовали определенной житейской сноровки. Потому совершенно неверно представлять подвижника земли русской человеком, отрешенным от мирских дел, зацикленным на мыслях о вратах в вышние горние миры. Сергий принимал посильное участие в тогдашних разборках великого князя Димитрия Московского и архиереев за место блюстителя патриаршего престола.

Будущий герой Куликовской виктории относился весьма потребительски к церкви. И очень желал, чтобы белый митрополичий клобук надел на себя его духовник, коломенский священник Митяй, верный ему до гроба. Такого «политрука» Димитрию недоставало в деле объединения Руси. Но и епископат не собирался стелиться под назначенца великого князя.

Потому в канун Мамаева побоища меж великим князем и высшим духовенством развернулась нешуточная борьба с членовредительством и смертоубийством. После смерти правящего иерарха митрополита Московского Алексия в феврале 1378 года на его должность замахнулся киевлянин Киприан. Юридически Киприан уже был митрополитом всея Руси. Его рукоположил на эту должность константинопольский патриарх еще в 1375 году. Однако формальным лидером был Алексий, ибо за ним стоял быстро набирающий силу великий московский князь. И хотя ко времени церковной «замятни» Киприану уже шел девятый десяток лет, он проявил бойкость характера и возглавил «литовскую» партию духовенства (Киев и Смоленск на тот момент были в составе Великого Литовского княжества), которой симпатизировал игумен Троицкого монастыря отец Сергий.

Через четыре месяца после смерти Алексия Киприан самонадеянно вознамерился посетить Москву и уладить дела. «...Еду к сыну своему ко князю великому на Москву…» – писал в послании к Сергию пассионарный претендент. Но Димитрий не признал «папашу» и велел поступить с ним, как с непрошенным гостем. А уже с тех времен непрошенный гость на Руси слыл хуже татарина. Княжеские люди встретили митрополита на подъезде к Москве, навесили тумаков и для пущей убедительности ободрали как липку.

Киприан вернулся в Киев голый, аки бубен, и злой, аки собака. Взобрался на архиерейский амвон и предал анафеме московского князя и заодно его духовника Митяя. Сергий Радонежский в ответ на несдержанность великого князя повел себя осторожно. Старец разумел, что до Киева тысяча верст, а до его резиденции в Радонежском монастыре всего пятьдесят. Открыто к анафеме Сергий не присоединился, но в послании к Киприану в октябре того же года выразил «соболезнования» по поводу княжеских «гостинцев»: «А како повинуетеся к нашему смирению, тако крепитися». Но дело не кончилось княжеской нахлобучкой и ответными проклятиями.

Ученик Сергия Радонежского епископ Суздальский и Нижегородский Дионисий – сторонник Киприана, летом 1379 года дерзнул в открытую выступить против Димитрия и засобирался в Константинополь за помощью. Димитрий Иванович был крут с несогласными, потому усадил строптивца в острог. Посидев некоторое время, Дионисий пошел в отказку: «Ослаби ми и отпусти мя… к Царьграду не еду без твоего слова. А на том всем поручаю тебе по себе поручника старца игумена Сергия». Князь Димитрий, внемля просьбе раскаявшегося попа, отпустил того с миром. Однако, вышедши на свободу, словоблудливый Дионисий «бежанием побежа» в Константинополь.

Князь был в ярости и на брехуна Дионисия, и на поручителя его Сергия. Продолжая гнуть свою линию, Димитрий Иванович отправил в Царьград для утверждения в должности иерарха русской православной церкви Митяя, возведенного высокой волей великого князя в митрополичий сан. Но в дороге уже у Черного моря этот человек, обладавший несметным количеством здоровья, скоропостижно «помре». Вместо него благословение получил некий Пимен, ехавший в свите Митяя. Димитрий Иванович смекнул, что к чему, сорвал с Пимена белые одежды и все митрополичьи регалии, двинул в зубы самосвяту и загнал того в ссылку в Чухлому.

Вот такие шекспировские страсти кипели накануне «злой сечи». Не был Сергий Радонежский в фаворе у сурового московского князя, потому и не мог Димитрий Московский ездить за благословением к старцу.

Не упоминается Сергий Радонежский в связи с Куликовскими событиями ни в одном документе, написанном по горячим следам. Ни в статье 1380 года выпуска летописца Рогожского монастыря, ни в статье того же года Симоновского монастыря нет и намека на встречу пред «судным днем» князя и благочестивого старца. Многие участники сечи еще находились во здравии, потому шибко присочинять было еще грешно.

Неучастие игумена Троицкого монастыря в событиях, предшествовавших баталии, подтверждается и ранними списками «Задонщины».

«Задонщина»

По мнению наиболее авторитетных историков, «Задонщина» – «Слово о великом князе Димитрии Ивановиче и его брате Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая», была написана между 1380 и 1393 годами. До нас дошли 6 списков «Задонщины». Самый ранний список относят к монаху Евфросину из Кирило-Белозерского монастыря, переписывавшему и редактировавшему летописный текст. Много в «Задонщине» поэтических метафор, прямо заимствованных из «Слова о полку Игоревом». В наше время, пожалуй, авторы огребли бы по суду крупные штрафы за плагиат. Впрочем, нас это мало должно интересовать.

Вот тут-то и выясняется, что в «Задонщине» монаха Евфросина, книжника зело авторитетного, нет ничего мало-мальски смахивающего на окропление святой водой чела Димитрия Ивановича в Троицком монастыре.

Более того, легендарный воин-чернец Александр Пересвет, которого якобы старец отрядил в войско Димитрия, упоминается не как схимник, а как профессиональный воин. Нет и упоминаний о поединке схимонаха со степным батыром Челубеем, положившем начало сражению на реке Непрядве. «Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди, аркучи таково слово: «Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти» – вот место, где упоминается «чернец» Пересвет. Довольно забавно слышать из уст монаха посыл о возможном самоубийстве в случае полонения.

Не выезжал Пересвет на битву с «сыроедцем» в монашеском подряснике со скуфейкой на голове, о чем вещают тщательно отредактированные более поздние документы. Александр Пересвет не был монахом, а был брянским боярином, воином знатным и мужественным, «смысленным к воинскому делу и наряду», умевшим «уставлять полки». Это уже спустя сто лет после событий церковь прибрала славу русского дружинника к своим рукам. Забыв при этом внести имя богатыря в синодик – поминальный перечень Троицкого монастыря, к которому якобы был приписан славный воитель-монах, что является злостным непорядком. И почему-то когда тело Пересвета привезли в колоде с поля Куликова, то похоронили его не по месту монашеской службы, как того требовал устав, а рядом с деревянным храмом Рождества Пресвятой Богородицы.

Старца Сергия начинают упоминать в более поздних списках «Задонщины», когда церковь полным ходом готовилась к канонизации подвижника русского православия, для чего и понадобилось переписать биографию святого. Ведь хорошо известно, что святой – это человек с отредактированной биографией. Канонизировали игумена в 1452 году, спустя 60 лет после его кончины. Но это была уже другая эпоха. Золотоордынское иго доживало последние годы, и требовался уже другой взгляд на историю и роль православной церкви в героических делах народа.

Епископам, когда «злой татарин» уже не стоял на пороге, срочно понадобилось застолбить за церковью ореол мученичества и подвижничества в деле отпора супостату. Но хорошо ведомо, что ордынские ханы, выдавая ярлыки на княжение, не забывали подобный документ вручать и митрополитам с подтверждением иммунитета и «привилеев» церкви. «За оскорбления церквей, хуление веры… полагается смерть» – записывалось в ярлыке – «зане они за нас и весь род наш бога молят». Православная церковь отнюдь не находилась на положении катакомбной. Она трудилась, находясь под крышей хана. Даже когда в 1312 году хан Золотой Орды Узбек, энтузиаст ислама, огнем и саблей заставил свой обширный улус принять исламскую веру, митрополит признавался «бесерменами» высшим духовным лицом русской православной церкви, и церковь по-прежнему не облагалась никакими золотоордынскими налогами. Прямо скажем, у церкви не было резонов подбивать князей и чернь к неповиновению Золотой Орде.

Еще один здравомысленный вопрос по делу Сергия Радонежского. Почему старец откомандировал в дружину князя Димитрия только двух воинов-монахов (Пересвета и его духовного брата Ослябю), а не, скажем, 5-10 тысяч чернецов? Ведь дело было святое. Мог бы не скобарствовать и напрячь братию на подвиг ратный.

Сергий считался духовным авторитетом на Руси, и в его распоряжении было более полутора сотен монастырей и лавр. Нам апологеты мифа о благословении старцем русского войска все уши прожужжали, что православные монахи сплошь являлись умелыми и мужественными воителями. Что само по себе нонсенс. Ведь православная вера категорически не позволяла и не позволяет монахам брать в руки меч. Священников, ободряющих воинов, еще можно было увидеть в полках, однако чтобы попы ратились с супостатом – такого непотребства летописи не упоминают, сие признают и апологеты мифа о русских воинах-монахах. Однако они настаивают на том, что монахи свободное от молитв и возделывания огородов время втихаря посвящали изучению военного ремесла. Тогда тем более надо спросить, чего старец скаредничал и не отрядил в помощь дружинникам и московскому ополчению пару-тройку полков хорошо «уряженных» воинов-монахов. Самое интересное, что в эту белиберду (об этаких русских шаолиньцах) верят на вид взрослые и здравомыслящие энтузиасты всевозможных патриотических обществ, в частности общества «Пересвет». Да и какой воин из человека, удалившегося в монастырь для покаяния и отречения от мирской суеты, для «познания красоты добра, заключенной в божественном образе»?

Признаться, я сам был очарован легендой о чернеце-воине Александре Пересвете и его церковном начальнике Сергии Радонежском. И был бы рад, чтобы так и обстояло в реальности. Но, как говорится, Платон мне друг, но истина дороже.

Резонно желание служивых культа, для поднятия авторитета, прислониться к великим деяниям народа. Особенно сейчас, в эпоху, когда Православие фактически объявлено единственно верным учением. И Церковь, вдохновляемая государством, настойчиво навязывает обществу элементы мистического сознания с его господством веры в чудо.

Новые мифы

Назойливо, с подачи пухлощеких от усердного постенья господ в рясах, в СМИ рассказывается о диковинном случае (не имевшем места «быти» в реальности) во время битвы за Москву в декабре 1941 года. Якобы облажавшийся Сталин ничего лучше выдумать не мог, как изъять из Тихвинской церкви села Алексеева чудотворную икону «Божией матери» и облететь с ней столицу на самолете. А через неделю советские войска накостыляли немцам. Действо понравилось семинаристу-расстриге, и он применил иконотерапию под Ленинградом для налаживания «дороги жизни».

Пройдет немного времени, и церковный притч пропоет нам о том, что советскими дивизиями двигали чудотворные силы веры в Господа Бога. И именно животворящие силы православия решающим образом сказались на победе над смертоносной мощью мрака европейского фашизма. А ребята вроде 28-ми панфиловцев, насмерть стоявших против немецкого танкового полка, исполняли всего лишь предначертания Господнее. Перемрут прямые участники Великой Отечественной войны, и мракобесие попов, в очередной раз слившихся в любовном экстазе с властями, только окрепнет.

Не дожидаясь, когда уйдут в вечность участники самой кровавой войны, московские епископы не погнушались объединяться с Русской Зарубежной Церковью, которая замарала себя сотрудничеством с Гитлером. Это не наговор! «Христолюбивый Вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе, к той борьбе, которой мы давно жаждали…» – из воззвания к пастве Архиепископа Серафима от июня 1941 года. Дальше не хочу цитировать гнусности одного из главных попов зарубежья, натравливавшего фюрера на моих предков. От этого позора им не отмыться.

Тем, кто растирает по ланитам сопли умиления по поводу «воссоединения» долгогривой братии из двух церквей, рекомендую зайти в Интернет и насладиться воззваниями попов русского зарубежья того времени, когда полыхали города и села моей страны, подожженные воинами нового праведника – Гитлера.

Вечная слава русским воинам – истинным защитникам родины, по праву стяжавшим славу лучших воинов всех времен и народов. И позор служителям культа, примазавшимся к подвигу народа-исполина.