Свекровь, япона мать…

…это только в том случае, если я не вслушиваюсь в ту чепуху, которую она несет.

Правда, когда жили с ней вместе пару годков, она мне торчала в горле тазобедренной костью. Уже с утречка умудрялась раскритиковать от ушей до хвоста (тот, который на голове), высказаться по поводу недоперченного супа (перечница старая) и прийти к выводу, что если я никого не отравлю за свою жизнь, то точно попаду в рай, но при таком исходе в лесах Украины выдохнет вся живность.

Убирать я не умела, руки меня росли из неизвестного науке места, красилась я вульгарно, а родом была из глубокой дыры, название которой не упоминалось ни в одном атласе мира.

Одевалась я, по ее словам, как последняя шалава – как, мол, можно в моем-то возрасте (мои тогдашние 24 года у нее приравнивались к глубокой старости) носить такую короткую юбку и блузку без рукавов? Даже имя мое ее раздражало.

Слава Богу, мои молитвы, посылаемые сверхсрочными телеграммами круглосуточно, достигли Его ушей, и мы купили отдельную квартиру. Думаете, она оставила нас в покое? Щас!

Начала приходить с инспекциями. Залезать под шкафы и тумбочки, выискивая следы пыли. Обычно поиски венчались успехом. Издав истошный вопль и схватившись за сердце, она немедленно требовала валериановые капли и бежала в ванную.

Пробовала с такими усилиями приготовленный мною рыбный пирог, кривилась и
удивлялась, как, прожив с ней, великим шеф-поваром, столько времени, я не научилась сносно готовить! Потом вздыхала, что, мол, да, не каждому дано.

В конце визита сообщала громогласным шепотом моему благоверному: так жить нельзя. Муж задумывался. Что-то надо было решать…

От любимой мамаши я его отвадила очень быстро. Каждый день звонила свекрови, интересовалась делами и планами, а потом спрашивала, не хочет ли она поговорить с сыночком, и гордо вручала ему трубку. Телефонный террор длился часа два, после чего я, вся такая правильная, спокойная и ненадоедающая, принимала его в объятия.

По выходным мы дружно ехали на дачу к «маме», причем пахала я как проклятая, и под девизом «прополем и переполем Америку» мы дружно окучивали картошку.

Бои были затяжными, но мои старания увенчались успехом. Муж взвыл через полгодика, и его маму мы стали видеть лишь по праздникам. Моя жизнь стала беззаботной. Я растила мужа и сына в полной идиллии…

И вот, пожалуйста. Ну спасибо, сыночек, угодил. Еще вчера я ни сном, ни духом. А на днях он приволок домой какое-то существо с жутким ежиком на голове, затянутое почему-то в черную кожу. Садомазохистка, что ли?

Сели ужинать. Восьмой раз переспрашиваю, как ее зовут. По снисходительным взглядам, бросаемым в мою сторону, вижу: девица явно высчитывает, сколько лет меня лечат от склероза. Я тебе покажу, склероз! Это твоих родителей-умников пристрелить мало. Додумались назвать дочку Брю… Бри… тьфу… сеидой. Я, конечно, люблю литературу, уважаю Гомера, но не до такой же степени!

Брисеида эта постоянно молчала, будто воды в рот набрала, только периодически пыталась отвечать на вопросы. М-да, интеллектуальностью пахло только в ее имени. Это что, у меня и внуки такие же будут? Стоп. Никаких внуков. Это существо будет держаться подальше от моего любимого сынули. Я что, зря ночи не спала, колыбельными соседям нервы портила?

Ужин закончился. Петька побежал провожать «госпожу». А я решила, что никаких Брисеид в радиусе километра от нашего сына не будет.

Петька вернулся домой довольный. Выслушал мои долгие комментарии, задумался. Потопал в коридор и, улыбаясь, вернулся с трубкой в руках, протянул мне.

– Алло?!
– Эллочка, солнышко, привет! – в трубке звучал голос Анны Павловны. – А меня вот внучок в гости приглашает…

Покосилась на сына. Тот довольно улыбается. Вот гад!

Пообещала свекрови, что приедем к ней сами. Как-нибудь. Потом. Кладу трубку. Ага, в следующей жизни.

Петькаааааа! Женись на своей Брунгильде, пардон, Брисеиде. Она очень даже и ничего. Симпатичная…