Дата не круглая, однако День Крещения Руси стал государственным праздником в Украине. Правда, украинствующие умельцы подрихтовали его название: с 2008-го года «День крещения Киевской Руси – Украины».
Бог с их мелкой изобретательностью. Пусть хоть горшками трипольскими обзываются. Но представляется, что через некоторое время, если Украина, как государственное образование, в целостности протянет ещё достаточное количество лет, слово Русь окончательно будет вымарано из названия не только праздника, но и из исторических документов. Нам объяснят, что безграмотные монахи-летописцы, опившись кагором, самодельничали, нарекая древне-украинские земли какой-то азиопской Русью.
Начало Православного пути
31 июля 988 года князь Владимир обратился к языческому населению Киева с требованием назавтра прибыть к месту впадения реки Почайны в Днепр для свершения обряда крещения. А чтобы мероприятие не сорвалось, предупредил: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, – будет мне врагом». Желающих испытать княжеское слово не оказалось. Народ скопом бухнулся в реку, «ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре». Изваяние бывшего кумира Перуна по велению князя привязали к хвосту коня и волочили по Боричеву взвозу к ручью, а приставленные 12 человек усердно колошматили его жезлами. Так в добровольно-принудительном порядке Киев вошел в воды Днепра язычным, а вышел православным.
Действо в стольном граде не было однозначно воспринято удельными княжествами, многие городища Руси отказались от крещения – в частности, Новгород, Муром, Ростов. Но непреклонная воля князя и его крепкая дружина принудила полусамостийных регионалов принять христианство. Одним словом, без славного мордобоя дело не обошлось.
Долог и кровав был путь Владимира Святославовича к Христу. По смерти отца, как водилось у русичей, осиротевшие сыновья принялись за передел наследия. В братоубийственной замятне Владимир Святославович выказал незаурядную злобу и вероломство. Собственно он, сын наложницы Святослава – ключницы Малуши, ярый поборник языческого балто-скандинавского бога войны Перкунаса (Перуна) стал инициатором междоусобицы. Будущий святой и равноапостольный князь Владимир «Красное солнышко» ещё не вкусил христианских добродетелей, потому вел себя как типичный разбойник с Муромской дороги.
Запятнал Владимир себя убийством Полоцкого князя Рогволода и его сыновей, которые не враждовали с ним. Причиной резни, если верить «Повести Временных лет» чернеца Нестора (а сильно не верить в этом случае нет оснований, ибо к чему Нестору возводить хулу на Крестителя), явилось необоримое желание женолюба князя Владимира приобрести ещё одну супругу – «дщерь» Рогволода Рогнету. Когда Владимир прислал «сватов», варяжский князь Рогволод спросил у дочери: «Хочешь ли за Владимира?». Она ответила категорическим отказом: «Не хочу разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка». И тем самым подписала смертный приговор отцу, своим братьям и заодно суженому Ярополку. Мстительный новгородский князь Владимир (он тогда еще не обретался в Киеве) взял на щит Полоцк и зарезал несговорчивого варяга и его сыновей, а Рогнету, изнасиловав, пристроил в свой многочисленный гарем. Впоследствии новая жена родила ему сына Ярослава, будущего великого князя Ярослава Мудрого.
Своего главного конкурента старшего сводного брата христианина Ярополка залучил в свой шатер якобы для мирных переговоров, где и поставил того на мечи. Православная церковь активно пытается обелить князя, утверждая, что убийство брата-христианина, доверившегося слову Владимира, произошло без его ведома. Вероломное убийство являлось частной инициативой его варягов-дружинников. Но увы, «Красное солнышко» в то время был жутким головорезом.
Дохристианскую жизнь Владимира Святославовича «Повесть временных лет» характеризует нелицеприятно: «Был же Владимир побежден похотью, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове – в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было 700 жен и 300 наложниц. Мудр он был, а, в конце концов, погиб. Этот же был невежда, а под конец обрел себе вечное спасение. Велик Господь, и велика крепость его, и разуму его нет конца!»
И латиняне, бдительно следившие за проказами русского князя, величали его «великим распутником» (fornicator maximus). Конечно, трудно поверить в дьявольскую сексуальную неиссякаемость будущего святого, которой его наделяет чернец. Скорее всего, Нестору-летописцу необходима была параллель с библейским Соломоном, и он, руководствуясь техническим требованием момента, не обинуясь, существенно преувеличил дохристианскую похоть Владимира. Попутно намекая на то, что может делать крест животворящий даже с таким греховным человеком.
Тем не менее, историческая память народа сохранила именно образ князя Владимира-Крестителя, а не его языческую ипостась со многими тяжкими пороками. В те косматые времена возможны были стремительные переходы от Дьявола к Богу. И киевский правитель вошел в историю как Креститель земли Русской.
Искушения выбора
Отложение от язычества в пользу Православной Византии было глубоко осмысленным делом. Сурового князя Владимира долго и настойчиво охаживали проповедники ислама, папские легаты и хазарские иудеи.
У первых были неприемлемые для быта руссов обычаи. Прибывшие к князю для пропаганды мусульманства «болгары магометанской веры» высыпали ему кучу прелестей: «Веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен, и изберет одну из них красивейшую, и возложит на нее красоту всех; та и будет ему женой. Здесь же, говорит, следует предаваться всякому блуду».
Прельщали и другими вещами, от которых монах Нестор приходит в негодование: «...и другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно».
Владимир с удовольствием слушал проповеди, «так как и сам любил жен и всякий блуд». Однако ему не любо было принять к исполнению обрезание и воздержание от свиного мяса. А о питье горячительных напитков – обязательном атрибуте княжеских гульбищ с дружиною – ответствовал кратко: «Руси есть веселие пить: не можем без того быть». С тем и удалились магометане.
Нанесли визит Владимиру и хазарские евреи, и долго охмуряли прелестями своей религии. Но Владимир срезал их логичным вопросом: «А где земля ваша?». Иудеи стушевались и молвили: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». На что Владимир отрезал: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?». Есть основания считать, что сей рассказ Нестора не является летописным, и монах не удержался от публицистического задора, хуля заодно и иудейскую веру.
Папским легатам также было отказано: «Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого». Вряд ли отказ был связан с тем, что в то время нареченный папой Иоанном XII юнец-алкоголик устраивал в Риме грандиозные возлияния в честь Сатаны. Русского князя было не удивить забойным пьянством вприкуску с красными девицами. Дело было в другом.
«После же всех пришли греки, браня все законы, а свой восхваляя», – толмачит Нестор-летописец. Однако не очаровательные рассказы посланников Владимира в Константинополь о красоте Православного богослужения подвигли князя креститься в Православие. Хотя Нестор не жалеет красок, живописуя момент посещения русичами Константинополя: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах...»
Князь Владимир, в крещении Василий, как любой разумный администратор, понимал, что ему в деле подчинения Киеву всех русских земель необходима объединяющая идея – государственная религия, без местечковых злобных божков. Религия, скрепляющая единство русских земель, склонных куролесить в рамках широкой автономии. И внешнеполитическое положение Руси, расторгнувшей контракт с язычеством, делало отношения с западными христианскими государствами более равновесными.
На тот момент христианская община в Киеве была наиболее влиятельной, она имела обширные экономические и политические связи с Восточной Римской Империей – Византией. Бабка Владимира – «мудрейшая из всех людей» княгиня Ольга, добровольно крестилась в Православную веру. И хотя её беспокойный сын славный воитель Святослав, рубившийся со всем окружающим миром, отказался креститься, политика его матери на христианизацию Руси вскорости имела исторические последствия.
Но главнейшей причиной того, что Владимир прислонил Русь к «греческой вере», стало то обстоятельство, что Византия в те времена находилась в самом соку. Восточный Рим с великой культурой, отлично поставленной промышленностью, торговлей, наукой и крепкой армией являлся ведущей империей раннего Средневековья. По этому поводу крупнейший западный историософ Арнольд Тойнби так определял состояние Византии: «Она опередила западное христианство на семь или восемь столетий, ибо не одно государство на Западе не могло сравниться с Восточной Римской империей вплоть до XV-XVI вв.».
Иметь в союзниках могучего соседа стратегически важное дело – этим, в конце концов, и определился выбор.
Продолжение читайте ЗДЕСЬ
10.07.2009 07:00